– А вот так, – усмехнулся Эдик. – Талантливым копиистом был мой покойный дедушка! А то: гений, гений. Единственное, что он сделал сам, это портрет в розовых тонах, и то позаимствовал цветовую гамму у провинциального художника. Про уродство, что висит в кабинете, я не говорю. Жалкая попытка сделать открытие, принадлежащее единолично Эдуарду Листову. А получилась «Безлюдная планета», всего-то.
– С-скажите, Алевтина, – взволнованно пролепетала Настя, – а он еще жив?
– Кто? – удивлено спросила та.
– Этот Василий? Настоящий отец Маруси?
– Живет, небо коптит, – вздохнула Алевтина Васильевна. – Живопись давно забросил. С тех самых пор, как уехал Эдуард Олегович, и забросил. И запил… Теперь уж он совсем старик. Скоро небось помрет.
– А как его фамилия? – поинтересовался Эдик.
– Простая фамилия: Иванов. Василий Иванов.
– Да, сколько по России таких Ивановых! – вздохнул Платошин. – Талантов, которых, что называется, быт заел. Или обманули.
– Мой муж никого не обманывал! – вскинулась Олимпиада Серафимовна. – Это все Нелли! Она его заставила – уверена!
– Тем более что она уже ничего не скажет, – усмехнулся Эдик.
– Надо устроить выставку, – взволнованно сказала Настя. – В… В Манеже!
– И кто это будет делать? – удивленно посмотрела на нее Олимпиада Серафимовна. – Меня увольте. Мне это не надо.
– И Васе уже ничего не надо, – вздохнула Алевтина. – Пусть все остается как есть. Эдуард Олегович – знаменитым художником, а Васька – кочегаром.
– Но как же так? – возмутилась Настя. – Ведь это же… несправедливо?
– А жизнь вообще несправедлива, – засмеялся Эдик. – Далеко не самые талантливые выбиваются в люди. Процветает посредственность, время такое. Надо же! А ведь Веригин нацелился на эти акварели! Сразу почувствовал старый лис, что деньгами пахнет! Интересно, что собирался делать с этими рисунками наш уважаемый Эраст Валентинович? Ведь никто не знал про папку. Дед ее прятал, стеснялся, должно быть, что позаимствовал идеи у кочегара.
– А с Ольгой-то что теперь будет? – спохватилась Алевтина.
– На ней два трупа, – пожала плечами Наталья Александровна. – Сядет, и надолго.
– А вот тут вы ошибаетесь, – усмехнулся Платошин. – Настал, как говорится, момент истины. Я упомянул о том, что у Старицкой были виды на наследство. И она собиралась действовать. Но ее опередили. Причиной послужило появление в доме антикварного пистолета марки «Дерринджер».
Развязка
– Вася, иди-ка сюда, – позвал Платошин своего неизменного спутника, молчаливого, как тень.
Высоченный лопоухий парень торопливо подошел к столу, держа в руке какой-то сверток.
– Выпросил, специально для вас, – улыбнулась Платошин. – Чтобы картина, так сказать, была полной. Люблю эффектные развязки. Ап!
Он, как заправский фокусник, ловко развернул сверток. Все завороженно уставились на лежащий на столе пистолет.
– Честно скажу: в моей практике такое впервые. Убили из антикварного оружия, причем довольно редкого. Сразу понятно, что убийство было спонтанное. Тот, кто планирует преступление заранее и тщательно к нему готовится, ни за что не воспользуется пистолетом, так сказать, с прошлым. Ведь это оружие из частной коллекции, девятнадцатый век, как сказали эксперты. Проследить его путь чуть ли не от момента рождения – пара пустяков.
Сидящие на веранде потрясенно смотрели на оружие. Вот сейчас откроется правда. Если это не Ольга Сергеевна убила, то кто? Эдик взволнованно посмотрел на мать.
– Ну что? – спросил капитан Платошин. – Кто-нибудь что-нибудь скажет?
– А что сказать? – пожала плечами Наталья Александровна.
– Вера Федоровна, вы так и не объяснили, откуда на этом пистолете отпечатки ваших пальцев, – внимательно посмотрел на Оболенскую Платошин. – Настя призналась, что заходила в кабинет, якобы рассматривала «Дерринджер». На самом деле, я подозреваю, что она хотела его украсть. Но вошедшие в кабинет Георгий Листов и Нелли Робертовна ей помешали.
– Вы не докажете! – вспыхнула Настя.
– Пусть это будет на вашей совести. Наталья Александровна тоже призналась, что брала пистолет в руки, и с Олимпиадой Серафимовной все понятно. А вы когда заходили в кабинет, гражданка Оболенская?
– Я… Не заходила.
– Заходили. Не хотите же вы сказать, что ваши отпечатки остались на пистолете еще с той поры, как вы на пару с рецидивистом Кувалдиным ограбили квартиру дамы с громкой княжеской фамилией, единственной, оставшейся в живых наследницы? Мы подняли это дело.
Вера Федоровна побледнела.
– Как так ограбили? – ахнула Олимпиада Серафимовна. – С каким еще Кувалдиным?
– Есть такой, – вздохнул Платошин. – Дело в том, что Вера Федоровна Оболенская на самом деле круглая сирота, воспитывалась в детдоме. Только насчет того, что ее родители сгинули в сталинских лагерях, это вы, Вера Федоровна, погорячились. Вы в каком году родились, простите?
– Это не имеет никакого значения!
– Боюсь, что в лагеря тогда уже никого не посылали. Промахнулись вы с датой. И не в сталинских лагерях вы родились, а в городе Москве, потому что подбросили вас в столичный роддом. А фамилию Оболенская дала девочке старая воспитательница, которая сама была из аристократической семьи и явно ностальгировала по прошлому. В детдоме вы и познакомились с будущим рецидивистом Кувалдиным, его мать лишили родительских прав, когда мальчику исполнилось семь лет. Она была алкоголичкой.
– Это неправда! – надменно вскинула голову Вера Федоровна.
– Неужели вы думаете, что нельзя раскопать подробности вашей биографии? – усмехнулся Платошин. – А государство о вас меж тем неплохо позаботилось. Вы окончили швейное ПТУ, получили однокомнатную квартиру в Москве, вас на работу устроили. А Кувалдин к вам захаживал. Он еще в детдоме взялся за воровство, таскал потихоньку все, что плохо лежит. После детдома он тоже получил жилье и был определен на учебу в ПТУ, но честно трудиться не захотел. Попал в дурную компанию, стал квартиры грабить, да и вас потихоньку втянул. На квартиру старой учительницы вы его навели? Вы, видимо, ее так отблагодарили. А она к вам благоволила, в гости к себе звала. Добрая была женщина. Незамужняя, бездетная, всю себя детишкам отдавала. Это ведь у нее вы нахватались французских слов, манерам обучились.
– Ничего не докажете, – надменно сказала Вера Федоровна. – В моей биографии ничего нет об уголовном прошлом!
– Конечно нет, – легко согласился Платошин. – Ни слова о судимости. Потому что Кувалдин все взял на себя. У вас была любовь. Еще до замужества с Георгием Эдуардовичем, так ведь? В той квартире вы и взяли свои так называемые «фамильные» драгоценности и антикварный пистолет «Дерринджер» девятнадцатого века. О вас в показаниях Кувалдина не было ни слова, потому что вы хранили краденое. Долгие годы хранили, понимая, что, если ценности вдруг всплывут, вы тут же подпадаете под подозрение. Следствие так и не докопалось до правды, украденные вещи не нашли. Вы же к тому времени, как Кувалдину объявили приговор, познакомились с Георгием Эдуардовичем Листовым, сыном тогда еще никому не известного художника. И сочинили красивую сказку о родителях, потомках древнего рода князей Оболенских, погибших в сталинских лагерях, о тяжелом детстве и доставшемся вам в наследство антиквариате. И даже кое-что ему показали, в подтверждение своих слов.
