— Давайте свяжемся с группой, изучающей поведенческие типы, — предложил Паркер, — и спросим, нет ли у них в досье кого-то похожего на Диггера?
Лукас идея понравилась, и Кейдж набрал номер в Квонтико.
— У нас есть хоть какое-то описание стрелявшего? — спросил Паркер, не отрываясь от изучения записки.
— Нет, — ответил Кейдж. — Это-то и пугает больше всего. Никто не видел оружия, не заметил вспышки из ствола и не слышал ничего, кроме стука пуль, попадавших в стену. Впрочем, как они попадали в людей, тоже было слышно.
Невероятно.
— В самый час пик? И никто ничего не разглядел? — поразился Паркер.
— Он там был и бесследно исчез, — сказал Сид.
— Как призрак, — добавил Харди.
Паркер присмотрелся к полицейскому. Он был аккуратно подстрижен, ухожен, недурен собой. Обручальное кольцо на пальце. По всем приметам — вполне состоявшийся благополучный человек. Но в его манерах ощущалась чуть заметная меланхолия. Паркеру вспомнилось, как при расставании с Бюро офицер, проводивший с ним последнее собеседование, без всякой видимой необходимости упомянул о высокой подверженности депрессии, свойственной сотрудникам правоохранительных органов.
— Тоже мне, привидение, — с иронией пробормотала Лукас.
Снова склонившись над запиской, над холодным куском бумаги с черными буквами, Паркер прочитал ее несколько раз подряд.
Конец света грянет.
Ему бросилось в глаза отсутствие подписи. Это вполне могло ничего не значить, но в некоторых расследованиях, к которым его привлекали в качестве эксперта, преступники все же оставляли на письмах с угрозами или на записках с требованиями выкупа свои подписи. В одном случае то была явная подделка, хотя в конечном счете именно она дала образец почерка вымогателя, который помог выжать из него признание. А был конфуз, когда похититель человека подписался своим подлинным именем — вероятно, сделал это чисто автоматически в лихорадочном возбуждении при совершении преступления. Надо ли говорить, что его взяли уже через несколько минут после того, как семья похищенного получила записку об условиях выкупа?
Паркер передвинул мощную настольную лампу ближе к документу и сам склонился еще ниже, почувствовав легкий хруст в одном из шейных позвонков.
«Поговори со мной, — безмолвно обращался он к листку бумаги. — Открой мне свои секреты…»
У фермера в ружье всего один патрон, а ястребы сидят на таком расстоянии друг от друга, что попасть он может только в одного…
Интересно, а не попытался ли преступник изменить почерк? К этому приему прибегали многие авторы подобных записок, чтобы их невозможно было вычислить по другим образцам ими написанного. Для этого пользовались необычным наклоном строк и написанием букв. Однако, как правило, прием не был слишком эффективным. Человеку очень трудно замаскировать свой истинный почерк, и эксперты без труда выделяют те места, где преступник пытался насиловать руку, чтобы изменить его. Но в этой записке ничего подобного не просматривалось. Несомненно, записку писали своим настоящим почерком.
Следующим естественным шагом при рассмотрении подозрительного анонимного документа была бы отправка его копий по всем государственным учреждениям, куда люди обращаются с письменными заявлениями, чтобы попытаться найти в архивах такой же образец почерка. Но, к великому сожалению, всеобщая компьютеризация привела к тому, что все подобные заявления и обращения заполняются теперь на специальных бланках печатными буквами. Более того, в иной форме их просто не принимают. А записка вымогателя была написана обычным почерком. Даже столь опытные специалисты, как Паркер Кинкейд, не способны определить сходство почерка по тексту, составленному из печатных букв.
Но есть у почерков еще одна особенность, которая позволяла когда-то несколько сузить область поиска автора анонимки. Одна из общих характеристик почерка заключается в том, каким методом человека учили писать в школе. Еще несколько десятилетий назад подобных методов существовало столько, и они так существенно отличались друг от друга, что имелась возможность определить регион и даже порой отдельный штат, где автор записки получил начальное образование. Однако большинство из этих методов — вроде витиеватой «Леди-каллиграфии» — уже давно не используются, и их осталось так мало (строго говоря, всего два основных), что они теперь слишком распространены и почти ничего не дают при расследованиях.
Другое дело — индивидуальные характеристики. Они могут быть и самыми простыми, и весьма занятными: украшательские завитушки в отдельных буквах, вкрапления печатных букв в обычный текст, добавление необязательных деталей, таких как поперечные штрихи при написании буквы «Z» или цифры «7». Именно такие индивидуальные характеристики привели несколько лет назад исследователей к выводу, что неожиданно обнаруженные неизвестные прежде «дневники» Гитлера не более чем фальшивка. Гитлер всегда подписывался, используя крупную и отчетливую заглавную букву «H», но никогда не пользовался ею, когда просто писал. Фальсификатор не знал об этом и по всему тексту разбросал эти заглавные буквы, чего никогда не сделал бы сам Гитлер.
Паркер продолжил сканировать записку с помощью лупы в поисках любых отличительных особенностей почерка преступника, которые сделали бы его не похожим ни на какой другой.
Какой ты смешной, папуля! Прямо как Шерлок Холмс…
Но вскоре он нашел, что искал.
Это были точки над строчной буквой «i».
Большинство людей ставят точки над «i» и «j», просто ткнув в бумагу кончиком пера. В спешке некоторые делают над этими буквами как бы прочерк, где от точки, остающейся слева, тянется вправо небольшая полоска.
Но у автора записки в деле «Метстрел» оказалась весьма необычная манера постановки таких точек — штрихи от них поднимались строго вверх, и в целом буква начинала напоминать с виду падающую каплю воды. Много лет назад Паркеру уже приходилось сталкиваться с подобными точками над «i» в серии писем с угрозами, которые маньяк посылал одной женщине, позже убив ее. Но те письма сумасшедший писал собственной кровью. Паркер дал тогда необычной точке название «Слеза Дьявола» и включил описание этого случая в свой учебник по криминалистическому анализу документов.
— Думаю, у меня есть кое-что, — сказал он теперь.
— Что именно? — поднял голову Кейдж.
Паркер рассказал про необычную точку и название, которое ей присвоил.
— «Дьяволова слеза»? — по-своему произнесла его Лукас. Ей это явно не понравилось. Паркеру нетрудно было догадаться, насколько увереннее она умела обращаться с более материальными уликами, чем эта. Ему вспомнилась такая же ее реакция на слова Харди, уподобившего Диггера призраку. Она склонилась над столом. При этом челка упала вперед и частично прикрыла ее лицо.
— Возможна связь того убийцы с нашим делом? — спросила она.
— Нет, — ответил Паркер. — Того маньяка казнили уже много лет назад. Но это, — он кивнул на листок с запиской, — может дать нам ключ к поиску места, где преступник жил.
