Павлин смотрел на меня широко раскрытыми глазами, а я думал: «Ну и чепуху несу!» и продолжал:
— Там людям меняют расовые признаки и пол. Вас, к примеру, можно сделать китаянкой или негритянкой.
— Меня? Китаянкой? — Павлин налился краской. — И что потом?
— Ничего. Потом отпускают. Иногда увозят куда-нибудь в Перу, в Боливию.
— Вы это делаете насильно?
— Это другая сторона вопроса. К научным исследованиям не имеет отношения.
Павлин молчал. Он уже видел себя китаянкой в Боливии. Перед его глазами возник латиноамериканский пейзаж, кактусы, палящее солнце, пролетающий кондор и он, сгорбленная старая китаянка в широкополой шляпе, плетущаяся по узкой тропинке. Я не мешал. Я ждал.
— Хорошо, я вам отвечу, — вздохнул Павлин.
— Только я хочу вас предупредить: от вашего ответа зависит будущее посла. Если показания не совпадут…
— Я понял. Чтобы они совпали, надо говорить правду.
«Умница!» — подумал я и кивнул.
— Итак, вас интересует, о чем говорил ваш посол с де Микелисом во время их последней встречи?
— Да.
— Посол сказал, что ваше правительство готово прекратить всякую помощь нашим коммунистам и взамен хотело бы получить кредиты, которые будут использованы для покупки в Италии продовольствия.
— И что ваш министр?
— Он спросил, какой кредит хотело бы получить советское правительство.
«Ну и подонки», — подумал я.
— Посол ответил, что этот вопрос могли бы решить компетентные организации.
Скорее всего, это действительно было всё. Я задумался. Молчал я долго. Нарушил тишину Павлин:
— Я снова про клинику, о которой вы рассказали. Там, вероятно, возможны и обратные опыты. Из негров можно делать белых, из женщин — мужчин. Очень широкие возможности. Значит, в конце концов, эти опыты направлены на удовлетворение потребностей людей, и конечная их цель — общая гармония, счастливое будущее человечества. Это очень перспективно! Если рассматривать права человека, как право отдельной личности на гармоничное развитие…
Я прервал его размышления:
— Кто переводил?
— Я.
— Вы не удивились, что посол явился без переводчика?
— Нет. В последнее время он несколько раз приходил без переводчика.
«Ну, подонки», — продолжал я думать. Потом спросил:
— Но ведь в последний раз он пришел не один?
— Да, с ним был еще один человек.
— Он переводил?
— Нет. Мне кажется, он не говорит по-итальянски.
— Вы раньше встречали его?
— Да. Он уже несколько раз приходил с послом.
— И вы, конечно, не помните его имя.
— Почему не помню? Помню. У меня отличная память. Его зовут Марат.
Кузякин! Так вот он чем сейчас занимается! А раз это Кузякин, то я знаю, в каком отеле он остановился.
Это все, что мне было нужно от Павлина. Он понял:
— Я могу идти?
— Да.
58. Кузякин
— Валдорф Астория, — отчеканил строгий женский голос.
— Моя фамилия Кузякин. Я остановился у вас в гостинице.
— Чем могу вам помочь, господин Кузиакин?
— Я, я… — я подбирал слова, как это делают люди, плохо говорящие на иностранном языке. — Я забыл номер комнаты, в которой остановился, а мне нужно сказать моему другу, чтобы послание…
— Я вас понимаю, господин Кузиакин. Это случается. Одну секунду.
И через полминуты:
— Ваш номер двести восемьдесят пять.
* * *
Чем выше класс гостиницы, тем легче попасть в номер, для этого достаточно иметь респектабельный внешний вид.
Блондинка в форменном, салатового цвета пиджаке, стучала по клавиатуре компьютера.
«Это она со мной разговаривала, — решил я. — Надо подождать кого-нибудь другого».
Через пару минут из служебного помещения вышел парень в таком же салатовом пиджаке. Набрав скорость, я заспешил к нему навстречу и, поравнявшись, бросил:
— Двести восемьдесят пять.
Парень машинально снял с доски ключ и протянул мне.
В том же темпе я направился к лифту.
На втором этаже никого не было. Я не спеша подошел к номеру с бронзовой табличкой 285, вставил ключ и осторожно открыл дверь.
Комната, как комната: кровать, две тумбочки, секретер, два кресла, холодильник, телевизор; на кровати — рубашки и галстуки, в креслах — газеты, на прикроватной тумбочке — пустые бутылки из-под минеральной воды, видавший виды кожаный чемодан на специальной подставке.
Я пошарил по тумбочкам — пусто, открыл чемодан — ничего особенного, заглянул в ванную. Потом остановился в центре комнаты, решая, что делать дальше. Открыл холодильник — обыкновенный гостиничный набор, посмотрел под кровать — ничего.
Дверь открылась бесшумно. В дверях стоял улыбающийся Кузякин.
— Какой сюрприз! Молодец. Профессионал.
Он взял меня за руку, приложил палец ко рту и потащил из комнаты. Мы вышли в коридор. Кузякин вынул из кармана ключ и открыл номер через два от своего:
— Входи.
Номер был такой же, как и тот, из которого мы вышли.
— Сняли друзья. Местные о нем не знают. Здесь можно говорить.
Он включил телевизор. На экране появился Янаев, потом какой-то отставной военный начал высказываться в пользу ГКЧП. Кузякин выключил телевизор:
— Ничего у них не получится. Мы с тобой это знаем. Они все сами хотели сделать, а ничего не умеют. Даже стоящего переворота не могут совершить. Арестовать два десятка горлопанов не в силах! Одно хорошо, Горби — хана. Страшный человек этот Горби. И баба у него страшная.
Он вынул из холодильника две маленькие бутылки «Лоран Перье», два фужера, налил:
— Кейс так и не нашел?
— Нет.
— Продолжаешь искать?
— Продолжаю.
— Я слышал про него. Я знаю человека, который помог продать камни. Он говорит, что отвез Топалова в Амстердам, тот камни продал, потом сел в самолет и улетел.
Это совпадало с моими данными.
— Ты знаешь, что Топалова убили?
Это мне хорошо известно.
— Знаю.
— Обрати внимание, убили в Онфлере. И кейс не нашли.
Это уже новая для меня информация. И очень важная.
— Ты точно знаешь, что не нашли?
