После первого натиска я устал. Вытер пот со лба.
— Вы и остальные тоже сломаете?
— Да.
— Зачем?
— Я очень ревную тебя к нему. Я не хочу, чтобы у тебя оставались его работы.
— Их можно продать.
Я с остервенением бросился на вторую скульптуру.
И там нашел, что искал.
* * *
Атташе-кейс. Коричневый атташе-кейс с двенадцатью замками.
Сосулька стояла с открытым ртом.
— Закрой рот.
— Но я ничего не знала про этот кейс.
Она испугано трясла руками. Потом сняла очки и протерла их.
— Ничего не знала.
Она подошла вплотную к мне:
— Все это так неожиданно и так ужасно…
Она прижалась к мне:
— Что вы теперь со мной сделаете?
— Со шпионами спишь, кейсы прячешь. Сама посуди. Я качал головой и думал, как выйти из дома, чтобы она не увидела номерных знаков на моей машине.
Теперь ее губы оказались около моего подбородка, колени касались моих колен и дрожали.
— Вы правда не садист?
— Нет.
— И пороть меня не будете?
Я посмотрел на нее так, чтобы во взгляде можно было прочесть заинтересованность.
— Как будешь себя вести. Раздевайся.
— Здесь не надо… В мастерской есть диван.
— Я хочу на фоне разбитых скульптур.
— Вы эстет, но…
— Раздевайся, я сказал.
Она скинула кофту, потом юбку, потом рубашку.
А я смотрел и думал: «И что в ней нравилось Крокодилу?!»
— Теперь идем наверх.
Она облегченно вздохнула и пошла впереди, не пытаясь прикрыть что-либо руками.
Мы вернулись в салон.
— Ложись на диван.
Она легла на спину.
Я нашел телефон, вынул телефонный провод из розетки и сломал фишку.
— А теперь ложись на живот и раздвинь ноги.
— Я не знаю, что такое тектоника, — взмолилась Сосулька.
— Я тебе сказал: ложись на живот, закрой глаза и считай до ста. Считай медленно. Потом повернись на спину, подними ноги и, не открывая глаз, три раза скажи: «Ласковый ветер прогонит черные облака». Поняла?
— Поняла.
— Повтори.
— Ласковый ветер прогонит черные облака.
— Переворачивайся, закрывай глаза и начинай считать.
Она покорно перевернулась, закрыла глаза и перед тем, как начать считать, пропищала:
— Я правда не знаю, что такое тектоника.
Я тихо вышел и направился к двери. По крайней мере, минут десять у меня есть. Позвонить кому-нибудь она сможет нескоро.
* * *
Я медленно крутил руль и думал, куда теперь ехать. В отель или в посольство?
И в этот момент я заметил, что за мной появился хвост.
62. Театр
Я повернул налево и нажал на газ. Машина, которую я счел хвостом, синяя «Альфа-Ромео», повернула туда же.
Итак, хвост. Первая реакция хорошо отработана: надо делать вид, будто не замечаешь. И все обдумать.
Сначала надо определить, едет ли за мной только одна машина или я взят в полное наблюдение. Для этого сначала лучше всего просто поездить по городу и последить.
Синяя «Альфа-Ромео» повернула налево.
«Теперь посмотрим, — подумал я, — возьмет ли меня кто-то другой».
Другая «Альфа-Ромео», только черная, ехавшая впереди, сбавила скорость и дала возможность себя обогнать. Двое мужчин на переднем сиденье оживленно разговаривали и всем своим видом показывали, что окружающее их совершенно не интересует.
«Кажется, пасут меня солидно», — решил я.
Новая «Альфа-Ромео» ехала сзади почти впритык.
Что они хотят? Посмотреть, куда я еду? Или хотят взять. Куда ехать? В посольство в центре города? Не успею выйти из машины, как меня возьмут. На виллу Абамелика, где живут наши? Они легко заблокируют подъезд. В консульство на Номентана? Пожалуй, туда. Буду гудеть, пока не откроют ворота. А внутри взять не имеют права. Итак, на Номентану.
Я повернул налево и через пять минут оказался в самом начале Номентаны. Еще три квартала — и я приехал. Нужно уходить в правый ряд, но там машины ползут еле-еле. Я проехал один квартал. Машины в правом ряду вообще встали. Последний перед консульством квартал. Сломавшийся грузовик мешает поворачивать. Движение остановилось. Все ясно, это для меня. Теперь понятно, контрразведка взяла меня всерьез.
Если бы не кейс, бояться было бы нечего: дипломатический паспорт, непросроченная виза. Досматривать дипломата они на станут, до швейцарского паспорта не доберутся. Но кейс… Жаль, не успел посмотреть, что там внутри.
Попытаться проскочить в посольство? Уйти на Абамелика? Не имеет смысла, не пустят. Выйти из машины и позвонить? Не дадут.
Я выскочил к Колизею. Хвост опять поменялся, и теперь в боковом зеркале маячило «Пежо».
Раньше хоть можно было заехать к чехам, восточным немцам. Прикрыть все посольства они не смогли бы! Теперь друзей нет.
Интересно, когда им надоест кататься за мной по городу, что они придумают? Устроят небольшую аварию? Это они умеют.
Я вернулся к вокзалу, проехал мимо русского магазина, повернул налево.
И в это момент пришло решение.
Теперь только бы успеть.
* * *
Я обогнул серое здание театра Латино, повернул в переулок, у подъезда с табличкой «Только для персонала» въехал на тротуар. Выключил зажигание, схватил кейс, выскочил из машины и нырнул в подъезд.
Главное, чтобы пьеса еще не кончилась.
Сразу за входной дверью начиналась лестница. Возле нее на массивном стуле восседал не менее массивный привратник.
— Пьеса кончилась?
Привратник встал и загородил путь:
— Что хочет синьор?
— Я спрашиваю, кончилась ли пьеса.
Мясистое непроницаемое лице привратника застыло в не предвещающей покладистости улыбке:
— Что хочет синьор?
Я поглядывал на входную дверь и думал, что буду делать, если дверь откроется. И повторил как можно спокойнее:
— Меня интересует, кончилась ли пьеса.
— Не кончилась, не кончилась, — задребезжал голос откуда-то сверху. — Сейчас начнется третий акт.
Я поднял голову и вверху на лестнице увидел даму-критика.
