Тогда она плакала в последний раз.
На следующий день КК вернулась в дом на Трафальгарской площади. На этот раз у нее уже был опыт. Она вытащила из стенного шкафа наволочку, все еще набитую ценностями. Еще раз посмотрела на картину Моне, висящую на стене, на двух сестер, держащихся за руки, потом пошла на кухню, взяла нож, вырезала картину из рамы, свернула ее, засунула в сумку и выскользнула через заднюю дверь.
Она отправилась в ломбард на Пикадилли. Старик по имени Рист стоял, сгорбившись, за прилавком — символ этого бедного района. Она знала его по церкви. Вернее, он знал ее мать.
— Прими мои соболезнования, детка, — сказал человек, на его древнем морщинистом лице было искреннее сочувствие.
Кэтрин кивнула и поставила на прилавок серебряный кубок. Он посмотрел на нее печальным, обеспокоенным взглядом.
— Это моей матери. Нам с сестрой нужны деньги.
Рист хорошо знал Дженнифер и понимал, что у нее не могло быть таких дорогих вещей. Он посмотрел на кубок, заглянул в глаза КК, и сердце у него защемило. Он понимал, что делает эта девочка. Старик дал ей за кубок тысячу фунтов — почти настоящую цену. Не мог обмануть сироту.
Так продолжалось три следующих месяца. Когда им нужны были деньги на еду или оплату квартиры, КК продавала мистеру Ристу очередную вещицу из наволочки. Но за все это время ни разу даже не подумала о том, чтобы продать картину. Она повесила ее на стене в комнате Синди над кроватью — напоминание о том, что они одна семья, что они сестры и их руки не разъять.
Кэтрин заботилась о Синди не как о сестре — как о дочери. За одну ночь она стала взрослой. Помогала делать домашние задания, готовила, стирала одежду. Они были друг у друга, и если что — встали бы друг за друга горой.
Но прошли три месяца — и наволочка опустела. КК продала все, кроме одной вещи. Она теперь боялась, что их иллюзия безопасности закончилась. Продавать больше нечего. КК вернулась в дом на Трафальгарской, но он оказался пуст — все вывезено на продажу.
И снова ею овладела паника — деньги нужны не позднее конца недели. Кэтрин сидела ночами, глядя на картину, висевшую над кроватью сестры, прикидывая, сколько она может стоить. Но ведь она дала себе обещание.
КК пошла на Пикадилли и продала мистеру Ристу последнюю вещь — часы. Три тысячи фунтов. Всего лишь на месяц жизни.
Когда она вышла за дверь — он стоял там. Ниже ее ростом: пять футов, семь дюймов и худой, как жердь. Волосы цвета воронова крыла, идеально уложенные, смуглая кожа подчеркивала необыкновенную голубизну глаз. И хотя лицо выглядело поразительно чистым и невинным, она испугалась, увидев его. Но потом он тепло улыбнулся. Даже глаза улыбались. И ее страх и озабоченность прошли.
Он кивнул ей.
— Привет.
Кэтрин посмотрела на него и улыбнулась.
— Мистер Рист — добрый человек. Ни за что тебя не выдаст.
Сердце у нее упало.
— Что вы имеете в виду?
— Ну-ну, ты только не волнуйся. Я просто хочу сказать, что он тебе сочувствует. — Человек говорил с акцентом американского Юга — исполненным дружеских тонов, предназначенным для утешения, снимающим резкость с некоторых не очень дружеских слов.
КК потеряла дар речи. Этот человек знал, что она совершила, что она продает.
— Пожалуйста, пойми меня правильно. Я не сделаю тебе ничего плохого. Меня зовут Иблис. Я знал твою мать. Я знаю, что тебе пришлось пережить. Я знаю, ты воспитываешь сестру. И знаю, что ты сделала. Думаю, это невероятно. — Человек пошел прочь по улице, а Кэтрин, сама не зная почему, пошла вместе с ним. — Но не думай, что ты сможешь воровством добывать деньги вам на жизнь. Тебе пятнадцать лет. Ты вступаешь на смертельно опасный путь.
Райан повернулась, собираясь уходить, не понимая, то ли она хочет убежать от этого человека, то ли от ситуации.
— Постой. Я ведь хочу тебе помочь. — Иблис улыбнулся.
Теплота его голоса располагала, давала Кэтрин то спокойствие, которого она не знала вот уже три месяца. И лицо у него было какое-то особенное: чистая кожа без малейшего изъяна, как у ребенка, что придавало ему невинное выражение и пробуждало доверие. Но глаза — она никогда не видела таких светло-голубых глаз. Ей это казалось глупым, но она находила их какими-то неестественными — они пугали ее.
— Как? — спросила она, подозрительно разглядывая парня.
— Я хочу тебя научить.
И он сделал это на манер Фейгина и Ловкого Плута
[13]
. КК была в отчаянии, но иного выхода не видела. Иблис научил ее открывать замки и щеколды, системы безопасности и сейфы. Как выбирать подходящий объект. Рассказал, что нужно красть, а что — нет. Объяснил, как действует полиция, посвятил в тонкости законодательства. Растолковал про перекупку краденого, о несправедливости, царящей здесь: ведь за украденный товар тебе дают только малую часть его стоимости. Дал понять, что одна хорошо спланированная кража может обеспечить пять-десять лет безбедного существования и даже целую жизнь. Все зависит от того, как спланируешь. Критическая часть — это исполнение, но работа может с самого начала пойти прахом, если плохо подготовлена.
Иблис отделял себя от гангстеров и преступников. Говорил, что его ремесло — это искусство, наука, которая существовала с начала времен. Искусство состояло в том, чтобы никогда не быть пойманным. Тюрьмы заполнены дураками, неудачниками, сорвиголовами и корыстолюбцами. Мастеру никогда не приходилось беспокоиться о провале, если он все тщательно спланировал и следовал главному воровскому правилу: никогда никому не доверять, даже своей семье.
Кэтрин понимала его. Она сумела сохранить человеческие качества, не потерять себя благодаря той причине, по которой она делала это — ради своей сестры. Она любила ее, и Синди была единственным человеком, которому она доверяла.
КК и Иблис долгие часы проводили в просторной квартире; столы в комнате были завалены архитектурными планами и набросками, книгами и исследованиями. КК изучала все, поглощала запретное знание, которое должно помочь ей и ее сестре. Пока она училась, Иблис давал им деньги, не оставлял без внимания. Он часто приходил, подружился с Синди, приносил пакеты с едой. Иблис стал для сестер старшим братом, которого у них никогда не было. После того как три месяца все заботы об их маленьком семействе лежали на ее плечах, хорошо почувствовать чью-то заботу.
— Почему ты это делаешь? — спросила КК, повернувшись в кресле и посмотрев на Иблиса, сидевшего за своим компьютером.
— Когда я был моложе, то молился о помощи, молился, чтобы Господь послал мне деньги, работу, передышку. И знаешь, что я понял? Все эти мольбы не дали мне ничего, кроме ложной надежды. И вот в один прекрасный день меня осенило: гораздо проще похищать то, что мне надо, а не молиться о даровании прощения. — Иблис помолчал. — Никакие молитвы не спасут тебя от провала. Но то, чему научу тебя я, даст ответ на твои молитвы, когда ты будешь ходить на дело.
