Продолжать не было нужды. Он понял и не осуждал ее более.
— А я начал… — Майкл чуть не рассмеялся, надеясь разрушить охватившую их грусть. — Помог другу с кое-какими школьными вещичками. Тайком вынесли кое-что из школы. Сестру мне не надо воспитывать, и хотя стыдно в этом признаваться, но я получил удовольствие.
Кэтрин рассмеялась.
— Тебя это увлекало?
— Да… вернее, нет. — Сент-Пьер помолчал. — Поначалу — да. Я испытал это чувство — приток адреналина.
Девушка ухмыльнулась.
— Мне это тоже знакомо.
— Это похоже на наркотик. Тебе хорошо, но ты одновременно чувствуешь себя и виноватым.
Она улыбнулась и кивнула.
— Я никогда не крал ничего такого, что могло бы доставить большие неприятности владельцу, — продолжил Майкл. — Всегда что-нибудь застрахованное. Или у людей, относительно которых я был уверен, что они этого заслуживают. У меня никогда не было злых намерений. Но я расстался со всем этим, после того как меня поймали несколько лет назад. — Он не стал вдаваться в подробности и говорить, что его поймали, поскольку ему пришлось спасать одну женщину. — И вот с тех пор я завязал.
— Это Симон тебя сподвигнул?
— Вовсе нет. Уж скорее я его. А ты?
— У нас с ним сходные намерения и цели.
— И сколько раз ты помогала Симону? — проявил любопытство Майкл.
КК улыбнулась — она не хотела сообщать больше того, что уже рассказала.
— Скажем так, мы время от времени помогали друг другу.
— И тебе нужно помочь ему еще раз?
Девушка отвернулась.
— Я ему обещала.
— Я знаю, — понимающе сказал Майкл. Ему хотелось протянуть руку, коснуться ее, дать понять, что он чувствует. — Симон большой мальчик, он сможет провернуть это и сам.
Кэтрин остановилась, задумавшись.
— Почему бы тебе не улететь с нами утром?
— Я обещала, — сказала она и заглянула ему в глаза.
— Подумай об этом, — сказал Майкл с улыбкой. — Не говори ничего — просто подумай.
Глава 9
Симон, Буш и Синди заканчивали завтрак в небольшом кафе на выносном столике рядом с отелем «Фор Сизонс».
— Вы давно знаете КК? — спросила Синди; солнце позднего утра подчеркивало цвет ее каштановых волос.
— Боже мой, уже целых тридцать дней, — пошутил Пол, допивая вторую чашку крепкого турецкого кофе.
— Прошу вас, не обращайте на него внимания, — сказал Симон со своим легким итальянским акцентом. — Мы с КК дружим уже лет пять. Мы познакомились на отдыхе в Австрии. Вы учились в Оксфорде, когда мы с ней встретились.
— Вы меня так хорошо знаете?
— Кэтрин очень вами гордится, они ни о чем другом не говорит — только о вас. Я рад, что у этой легенды, наконец, появилось лицо.
— Легенды? — смущенно повторила Синди.
— Кстати, эта ваша новая работа — главный специалист по финансам. Звучит неплохо. Поздравляю, — сказал Симон.
— Спасибо, — ответила девушка с благодарным кивком.
Беллатори и вправду познакомился с Кэтрин Райан пять лет назад. Они оба оказались в маленьком аукционном доме в Бристлфорде в Австрии. Священник приехал туда в надежде заново приобрести «Рождение» — картину, похищенную у Католической церкви в Берлине во время Второй мировой войны, — а КК тогда сказала, что она просто турист на отдыхе.
Они оба в восхищении стояли перед полотном эпохи Возрождения, изображающим «Рождение». Написанная знаменитым мастером Исидором Де Мария, эта картина была выставлена на аукцион Рейнером Матисом, богатым промышленником. До 1945 года Матис был известен как капитан Генрих Хунд, первый секретарь Геринга и ответственный за обширную коллекцию картин, похищенных из частных домов, церквей и музеев, по которым прошла военная машина нацистов.
По окончании войны и после самоубийства босса в Нюрнбергской тюрьме Хунд исчез вместе с несколькими произведениями искусства. Его прошлое было известно только двум людям: его жене и высокой темноволосой итальянке, стоявшей перед картиной.
Симон и Кэтрин завязали разговор об этой работе, об истинном происхождении картины, которую собрался купить Ватикан. Их разговор продлился несколько часов — о пути, который проделало полотно, о войне, о церкви, о жизни. Симон рассказал, что он приехал, чтобы помешать Хунду-Матису нажиться на украденной картине, но ему не удалось убедить администрацию аукционного дома приостановить торги, поскольку дом должен получить пять процентов от минимальной заявленной стоимости в двадцать пять миллионов.
В тот вечер, к немалому удивлению Симона, полотно под названием «Рождение» исчезло. Эта кража никогда не стала достоянием новостных агентств, никогда не упоминалась в газетах. Матис прожил более шестидесяти лет, скрывая свою прошлую жизнь, и вовсе не собирался афишировать себя теперь в связи с утратой полотна, которое ему никогда особо не нравилось.
На следующий день Беллатори вернулся в свой офис в Ватикане и нашел там тубус с простой запиской:
Простите, отец, меня за грех мой.
С самыми теплыми пожеланиями,
КК.
Вот так, через этот бескорыстный противозаконный поступок, родилась необычная дружба, узы которой за годы стали прочными и тесными, практически семейными. КК рассказала ему о своей жизни, о сестре, о прошлом и о своих поступках. Симон не был уверен, то ли это исповедь, признание, то ли это желание излить душу другу. Он никогда не осуждал ее, понимая, что жизненный путь навязан обстоятельствами. Не выражал своего отношения, не предлагал ни духовного наставничества, ни совета. Просто слушал и отвечал на вопросы.
— Если вы все знаете обо мне, — сказала Синди, прихлебывая кофе, — то должны все знать и о КК.
— Ну, самое важное — да.
— Например, почему она оказалась вместе с вами в тюрьме? — спросила Синди с улыбкой, пытаясь подольститься к нему.
— Как же я могу это рассказать, — сказал Симон с усмешкой, — я ведь ей друг.
— Она бывает такой таинственной, — сказала Синди.
— А что еще у нее есть, кроме тайн?
— Что вы имеете в виду?
— Понимаете, у нас всех есть тайны, что-то такое, что мы предпочитаем хранить при себе из чувства смущения, стыда, гордости или страха. А иногда мы храним тайны, чтобы защитить других, людей, которых любим. Так, кроме тайн, что еще есть у КК?
— Что вы имеете в виду?
— Вы с кем-нибудь встречаетесь?
— Конечно.
— Вас волнует карьера, — продолжил Симон. — У вас насыщенная жизнь. А что есть у КК, кроме вас?
— Я понимаю вашу мысль, — сказала Синди. — Но у нее, казалось, никогда не было никакой цели в жизни.
