Среди бойцов на жестких скамьях сидели два темнокожих проводника, которые казались крошечными рядом с вооруженными людьми, возвышавшимися над ними. Оба родом из небольшой деревеньки к северу от Дарджилинга, в каждом видны черты многих местных народов: бхутия, непальцев, тибетцев и индийцев.
Они отправились в путь, несмотря на протесты жен и детей. Их товарищи-проводники умоляли прислушаться к голосу разума, не присоединяться к этой безумной экспедиции, которой потребовались их услуги при восхождении на Канченджангу в наиболее опасное время года.
Но когда Сонаму Джигме пообещали за одно восхождение столько денег, сколько он зарабатывал за три года, все его страхи рассеялись. Он молод и силен, с плотным телом, более крупным, чем у большинства его соплеменников из деревни. Если кто и мог выжить в невероятно трудных условиях, то он как раз и был из таких людей. А если у него все получится, то у его жены будет дом, о котором она давно мечтала, три дочери получат образование, а он сможет гордиться тем, что обеспечил им гораздо лучшее существование, чем когда-либо мог себе представить.
Кунчен Тсеринг всегда считался умнейшим из проводников, и никто, как он, не знал все пять пиков Канченджанги. Восемнадцать раз он поднимался на эти вершины — больше, чем кто-либо другой на планете. Скромный и учтивый, а его пышущий здоровьем вид мог ввести в заблуждение относительно его возраста. Сорок пять — весьма солидно для этих мест. Кунчен вырос в тени Пяти драгоценностей снега и знал все пути на вершины. Когда высокий пожилой европеец стал наводить справки в деревне, на языке у всех звучало имя Кунчена. Он знал местность как никто другой, по ветру мог предсказывать изменение погоды, умел безопасно провести альпинистов на вершину и так же безопасно доставить вниз.
Но Кунчен не из тех людей, которых можно купить; он вел простое существование и находил радости в семейной жизни и общении с великими Гималаями, которые давали ему пропитание. Умению ходить в горах он научился у отца своего отца — человека, который выживал в лавинах и бурях, бессчетно уносивших другие жизни. Дед Кунчена в первый раз попытался покорить высочайший из пиков Канченджанги в 1905 году с экспедицией, которую вел англичанин по имени Кроули. В этом неудачном восхождении погибли четверо, и англичанин больше не возвращался, чтобы повторить попытку. Дед рассказывал о безуспешных поисках Кроули, который хотел найти тайные храмы и мифические деревни, скрытые где-то в складках великой горы. Он так часто рассказывал эту историю, что Кунчену приходилось щипать себя, чтобы не задремать, чтобы глаза не остекленели, как это случается у большинства детей, когда они в двадцатый раз слушают одни и те же байки взрослых.
Когда высокий европеец предложил ему огромные деньги, Кунчен спросил, что его так интересует в горах, если он готов платить за то, чтобы его проводили туда, где ждет верная смерть. Веню рассказал в ответ историю, которую Тсеринг не слышал уже много лет — со времен его детства, когда сидел у костра с дедом, который рассказывал об Алистере Кроули и его великой экспедиции.
В конечном счете проводника соблазнили не деньги, не аргументы напористого человека, а карта, где был показан маршрут, которым никто еще не ходил.
Кунчен сказал, что добраться до вершины этим маршрутом невозможно, но простые слова Веню в конечном счете убедили его: «Мой пункт назначения — не вершина, а нечто гораздо более величественное».
Именно такими словами начиналась история, которую рассказывал дед Кунчена, именно эти слова сказал Кроули его деду более ста лет назад.
Вертолет приземлился на широкой, местами припорошенной снежком площадке с южной стороны Канченджанги. Гора возвышалась над заброшенным базовым лагерем, словно лестница в небо — укрытая снежной шапкой и величественная.
Люди Иблиса открыли откатные двери по обе стороны вертолета и теперь выпрыгивали на землю, словно готовясь к выполнению боевого задания. Рев вертолетного двигателя стих, лопасти стали терять обороты, двигатель перешел в холостой режим. Одиннадцать бойцов выгрузили из хвостового отсека десять ящиков с оборудованием и быстро отнесли их в сторону.
Синди и Веню выпрыгнули с левого борта. КК предпочла правую сторону — что угодно, только чтобы быть подальше от этих двоих.
На спрессованной земле и скалах площадки там и здесь виднелись снежные пятна. Температура в районе около тридцати восьми градусов по Фаренгейту — летний максимум для этой части мира.
Команда Иблиса быстро раскрыла большие ящики, вытащила оттуда стол и разложила его перед Веню, извлекла заранее упакованные рюкзаки и ранцы, палатки и ноутбуки.
Кунчен обошел каменистое поле, местами заснеженное, местами поросшее травой. Время от времени он останавливался, втягивал носом воздух, словно пробовал его вкус. Потом раскинул руки в стороны и закрутился на месте, словно исполняя ритуальный танец. Поднял голову к небу, вглядываясь в него, посмотрел на громадный острый пик, возвышавшийся над ними на несколько тысяч футов. Всмотрелся в снежные вихри по рваным краям вершины — словно на фотографии Анселя Адамса
[30]
.
КК отвернулась от Тсеринга, занятого природоведческими наблюдениями, и обратила взгляд на карту Пири Рейса, разложенную на столе. К ней были приколоты белые бумажки с английским текстом — переводы с турецкого, сделанные Иблисом во время перелета. Сонам, читая бумажки с переводами, придерживал их трепыхающиеся на ветру кончики. Он обратил взгляд на изображение Канченджанги на карте, провел мозолистым пальцем по красной линии, обозначавшей маршрут. Веню, Синди и Иблис стояли, затаив дыхание в ожидании приговора Сонама, но он молчал, его глаза закрывались время от времени, когда он погружался в размышления.
Наконец, он резко открыл глаза, повернулся к Веню с широкой улыбкой, обнажившей неровные зубы, и сказал, показывая на запад:
— Пять часов.
Филипп посмотрел на часы и покачал головой.
— Трехгодичное жалованье за пять часов работы.
— Подожди, пока будем на место, потом говорить о скидка, — сказал Сонам на ломаном английском.
— Можешь не волноваться, — сказал Веню. — Я не буду требовать скидок.
Иблис повернулся к своим людям.
— Закрепите ящики и подготовьтесь. Мы уходим через десять минут.
КК увидела Тсеринга, который шел к отцу. Старший проводник шагал медленно, его глаза остерегающе смотрели на Веню.
— Мы не можем идти, — сказал он.
Тот ничего не ответил, глядя на приближающегося к нему человека.
— Почему? — пролаял Иблис.
— Надвигается буря.
— Буря? — Он посмотрел на голубое небо.
Филипп повернулся к Сонаму — его поднятые брови требовали подтверждения.
Проводник посмотрел на снежные вихри у горной вершины и согласно кивнул.
