— Ты почему не пьешь?
— Я за рулем.
Оленин понимающе кивнул и продолжил единоличное злоупотребление халявной водкой.
— Она мне всю жизнь испортила. Я ее так любил, так любил! Но Галке на меня всегда наплевать было. Что на меня, она и отца своего ни в грош не ставила, хоть он ее и от тюрьмы спас. Ты, наверное, в курсе, что Галка грешила тем, что в магазинах воровала. Нет? Значит, Гуревич тебе об этом тоже не говорил? Стыдно, наверно, что так дочь воспитал. Он ведь ее один растил, потому что мать умерла при родах. Не знаю, зачем Галка воровала, я ведь тогда прилично зарабатывал и для нее ничего не жалел. Но ей жизнь, что ли, скучной без риска казалась, но каждый день что-нибудь тащила — то шоколадку, то банку консервов, то кусок мыла, а потом хвалилась передо мной.
— Неужели ее ни разу за руку не поймали?
— Чаще всего ее проделки оставались незамеченными, ведь продавцы в большинстве своем лохи натуральные! Конечно, редко, но бывало, что попадалась. Но поплачет, пожалуется на жизнь, вернет товар, ее и отпустят. А потом дома рассказывает мне о своих проделках и хохочет. Я с этим ничего поделать не мог и чувствовал, что когда-нибудь все это очень плохо для нее кончится. Меня самого с детства приучили — чужого не тронь! Лучше попроси. Но Галка считала, что можно и нужно хватать все, что плохо лежит. Вот и нарвалась по-крупному. Однажды женушка моя духи дорогущие, французские, в сумочку незаметно положила, а там, оказывается, камеры слежения были. Галку засекли, вызвали милицию и накрыли. Суд даже был, но Галку оправдали. Вскоре после этого она и слиняла в Москву, а как развелась со мной, так и вовсе пропала. Тесть не раз ко мне приходил, спрашивал, нет ли у меня сведений о ней. А какие у меня сведения? Я ведь бывший муж, объелся груш… — Оленин налил себе очередную рюмку и выпил залпом.
— Анатолий, а зачем Галина сейчас в Тарасов приехала?
— Я вначале, по глупости своей, подумал, что соскучилась и решила вернуться ко мне. Знаешь, Таня, я бы, честное слово, простил ее и принял обратно. Но Галка сказала, что проблемы у нее какие-то в Москве, надо от кого-то спрятаться. Ну, я сказал: «Живи, мне не жалко».
— Чем она здесь занималась?
— Не знаю, шлялась все время где-то, даже по ночам.
Скорее всего, Оленин на самом деле был неосведомлен о Галиных делах, но вот обеспечить ей алиби или опровергнуть его он, вероятно, мог. Пока он не слишком опьянел, я поинтересовалась:
— Толя, ты не помнишь, была ли Галя здесь в ночь с субботы на воскресенье и вечером в воскресенье?
— В субботу и воскресенье? Не было, я все выходные один куковал. За ней в субботу сарай на колесах приезжал, в смысле джип. Снег сильный шел, но я в окно его разглядел. Галка поговорила с кем-то по трубе и выпорхнула из моего гнездышка, как птичка.
— Скажи, а Галина как-то называла того, с кем по телефону разговаривала?
— Нет, она меня курить на улицу отправляла, когда ей звонили.
— Неужели ты не прислушивался?
— Прислушивался, но ничего интересного не расслышал.
— Как ты думаешь, в джипе был тот, от кого она из Москвы сбежала?
— Вроде бы нет, хотя ее не поймешь.
— Номер ее мобильника знаешь?
— Нет, без понятия, — сказал Оленин и закурил «Приму».
— А номер того «сарая» на колесах?
— Три икса, три четверки.
— А регион наш или московский?
— Черт! Не помню, — сказал Толян, стряхивая пепел прямо на пол.
— Может быть, к ней сюда кто-нибудь заходил?
— При мне никого не было, джип все время на улице за два дома отсюда останавливался. Стекла тонированные, кто внутри сидит, не видно. Как-то шел с работы пораньше, а «сарай» как раз мне навстречу едет, вот я и обратил внимание, что номера крутые. Зашел домой, а Галка лежит на диване и плачет. Я стал ее утешать, спрашивать, что случилось, она ничего толком сказать не может и лицо руками закрывает. Потом синяк мне под глазом показала и сказала, что могут совсем убить.
— За что?
— Я тоже спросил, кто и за что, но она промолчала. После этого Галка совсем нервная и дерганая стала. На меня даже с кулаками бросалась, будто я виноват в чем-то.
— Когда это было?
— Тот джипарь частенько к ней сюда подруливал, я его и сам видел в окно, и соседи мне говорили. А фингал ей под глазом вчера, нет, позавчера поставили.
«Понятно, значит, сразу после того, как в Катиной машине появился жмурик, — сопоставила я. — Наверное, Галину „учили“ так, чтобы держала язык за зубами. Неужели Гуревич все это знал?»
— Ее били, а она все равно сбежала с ними! — с досадой сказал Толян. — Я же пальцем ее, суку, ни разу не тронул, а надо было.
— Кстати, Галина не говорила, она вообще-то в Москву собиралась возвращаться?
— Не знаю, она никуда пока не собиралась. Утром здесь была, об отъезде даже не заикалась, а с работы пришел — ее и след простыл. Все вещички свои забрала, только вот помаду на зеркале забыла, а еще зарплату, что я вчера получил, нашла в ящике под газетой и уперла. Пусть мне тесть все это компенсирует, так и передай ему! Он, что же, думал одним литром водяры от меня отделаться?
— Нет, водка оказалась в моей машине по чистой случайности.
Оленин вдруг посмотрел на меня протрезвевшими глазами и сказал:
— Может, я зря тут перед тобой язык распустил? Вдруг ты не от тестя? Галка говорила, что ею могут из ментовки интересоваться, потому что живет здесь без прописки. Я почему-то тебе на слово поверил. Все, больше ни слова, молчок, тсс. — Оленин дрожащей рукой стал наливать очередную порцию огненной воды и даже пролил немного на стол. — Жаль, водка хорошая, я теперь всегда такую покупать буду, если до следующей зарплаты с голоду не подохну.
Седьмая или восьмая рюмка оказала свое магическое действие, и Толян далее стал разговаривать больше с собой, чем со мной:
— Вот дура-то, дура, с бандитами какими-то связалась! На таких «сараях» с иксами и четверками только братки ездят. Теперь точно в тюрьму попадет. Хотя что это я Галку жалею? Она мне всю жизнь испортила, стерва!
Настроение у Толяна вдруг резко поменялось, и он стал поливать свою бывшую жену последними словами. Поток его «красноречия» было трудно остановить, я никак не могла вклиниться между его междометиями и бранными словечками, чтобы задать новые вопросы. Еще после парочки опрокинутых рюмок Оленин совсем перестал что-либо соображать, а потом и вовсе захрапел, отвалившись на спинку стула.
Я встала из-за стола, достала из сумки полиэтиленовый пакет и на всякий случай положила в него оставленную Галиной губную помаду. Беглый осмотр хибары не принес никаких результатов, других женских вещей там не нашлось, да и вообще ничего интересного у Оленина не было. Я надела шубу и на цыпочках пошла к двери, потом вдруг прониклась к пьянице жалостью, вернулась к столу и положила под бутылку пятьсот рублей, чтобы несчастный на самом деле не умер с голоду.
