Кроме того, обвинение представит доказательства, — после короткой паузы продолжил Кантор, — что в это же время и на этом же месте Станислав Урек, также без всякого повода, напал на Лайлу Херст, ученицу той же школы, и на мистера Теренса Джафета, учителя.
И это еще не все. Мы докажем вам, что Эдвард Джафет, доставленный в больницу «Фелпс Мемориал» в Тарритауне, вновь стал жертвой нападения Станислава Урека, на этот раз вооруженного ножом. Возможно, вы сможете определить мотив этих преступных действий. Мне это не удалось.
Я собираюсь вызвать в качестве свидетелей пострадавшего юношу, его отца и мисс Херст. Все они являются очевидцами преступления, так же как и Феликс Гомес, школьный сторож. Доктор Карп, дежуривший в «Фелпс Мемориал», когда туда доставили Эдварда Джафета, сообщит вам о характере нанесенных ему телесных повреждений. Что касается нападения в больнице, то в качестве свидетелей мы собираемся пригласить очевидцев происшедшего, медицинских сестер Мерфи и Гинслер.
Мы собрались здесь, чтобы установить истину. Если, заслушав показания свидетелей и ознакомившись с вещественными доказательствами, вы не найдете, что Станислав Урек вне всякого сомнения виновен в совершении вменяемых ему преступлений, я сам попрошу вас оправдать его, но, если его вина будет доказана… — он взглянул на присяжных, — я потребую вынесения обвинительного приговора.
Кантор глубоко вздохнул.
— Сейчас нередко раздаются голоса, что рост преступности, эскалация насилия и пренебрежение к законам толкают страну в бездну анархии. Это обстоятельство может беспокоить вас как граждан Соединенных Штатов, но отнюдь не как членов жюри присяжных. Вы должны принимать во внимание лишь факты, имеющие отношение к подсудимому и преступлениям, в которых он виновен. — Кантор сел, довольный тем, что ему удалось завершить речь словом «виновен».
Томасси не торопясь поднялся со стула.
— Ваша честь, в столь ординарных делах я обычно обхожусь без вступительного заявления, но, учитывая некоторые высказывания мистера Кантора, мне не остается ничего другого, как обратиться к членам жюри.
— Мы вас слушаем, — кивнул судья.
— Леди и джентльмены, — Томасси подошел к скамье присяжных и облокотился на барьер, отделявший их от зала; его голос звучал легко и непринужденно, — вы должны понимать, что мистер Кантор — один из тридцати пяти помощников окружного прокурора, в чьи задачи входит доказательство вины подсудимых, и он, естественно, старается честно отработать причитающуюся ему зарплату. Вы слышали, — он пожал плечами, — что адвокатов часто обвиняют в попытках вызвать симпатию к своим клиентам. Разумеется, это нехорошо. Только на основе фактического материала вы должны решить, виновен подсудимый или нет. Но я думаю, что нет ничего зазорного в том, чтобы вызвать симпатию к молодым сотрудникам офиса окружного прокурора. И вот один из них прилагает все силы, чтобы улучшить послужной список, ублажить босса, пробиться наверх. У него прекрасно поставленный голос, он со знанием дела рассуждает о том, что страна катится к анархии или куда-то еще, и не забывает упомянуть об усердных помощниках окружного прокурора, которые стараются сохранить цивилизацию, заполняя наши тюрьмы. Томасси почесал ухо. — Я достаточно давно живу в этом округе, чтобы с полной ответственностью утверждать, что каждый из нас виновен в совершении того или иного проступка. И если всех нас, девятьсот тысяч человек, посадить в тюрьму, окружной прокурор имел бы превосходные показатели в деле ликвидации преступности. — Один из присяжных с трудом подавил смешок, и Томасси подмигнул ему, давая понять, что рассчитывал именно на такую реакцию. — Тем не менее нам приходится отправлять подсудимых в тюрьму. Кто-то преступает закон, и мы его судим, но во всем округе мы не найдем двенадцати абсолютно невиновных людей.
Мы пришли сюда не для того, чтобы заполнять тюрьмы. В газетах пишут, что там и так уже тесно. И не для того, чтобы помогать делать карьеру симпатичным помощникам окружного прокурора. Мы собрались здесь, чтобы послушать людей, которые могут рассказать нам о том, что произошло, и понять, насколько весомы обвинения, предъявляемые подсудимому. На текущий момент, и судья согласится со мной, суду не представлен фактический материал. Ознакомившись с ним, вы должны прийти к заключению, виновен ли этот шестнадцатилетний мальчик во вменяемых ему преступлениях.
Засунув руки в карманы, Томасси не спеша подошел к столу Кантора и повернулся к членам жюри.
— Леди и джентльмены, вы находитесь здесь, чтобы послужить торжеству справедливости. И ваш долг — всегда, до, во время и после суда, помнить только об одном: подсудимый, мужчина ли, юноша, остается невиновным до тех пор, пока не доказана его вина.
Лицо Кантора превратилось в каменную маску. Ему очень хотелось, чтобы Томасси произносил свой монолог подальше от его стола.
— Перед тем как вы удалитесь для принятия решения, — продолжил Томасси, — я собираюсь попросить судью… впрочем, мне не придется просить его, он сделает это сам. Напутствуя вас, он обязательно напомнит, что мальчик, которого судят, стоит перед вами, облаченный в презумпцию невиновности. Право, данное ему конституцией, гласит, что во время суда он остается невиновным. Но это не только его право. Это ваше право, — Томасси оглядел присутствующих. — Презумпция невиновности защищает каждого человека, сидящего в этом зале.
Кто-то захлопал в ладоши, забыв, где он находится, но судья быстро восстановил тишину, стукнув молотком по столу.
* * *
Первым свидетелем обвинения стал доктор Карп, молодой врач, работавший в больнице «Фелпс Мемориал». Томасси пробежал глазами по прическам мужской части жюри присяжных. Длинные волосы свидетеля ставили под сомнение его показания. Медицинский диплом усиливал их достоверность. Одно, скорее всего, уравновешивало другое. И впечатление, произведенное на присяжных показаниями доктора Карпа, зависело от умения провести допрос.
Отвечая на вопросы Кантора, доктор Карп сообщил, что он был лечащим врачом Эдварда Джафета, следил за его физическим состоянием, назначал лечение, проводил необходимые обследования и может дать показания, касающиеся характера нанесенных ему повреждений, степени их тяжести и возможных последствий.
— Могли бы вы классифицировать повреждения, нанесенные вашему пациенту, как серьезные?
— Ну, любая травма может рассматриваться как потенциально серьезная.
Предвосхищая протест судьи или Томасси, Кантор быстро сказал:
— Мы не собираемся рассуждать об общих понятиях. Нас интересуют лишь травмы, относящиеся к конкретному делу, которое в данный момент слушается в суде.
Молодец, мысленно похвалил его судья.
Карп задумался.
— Да, повреждения были серьезными.
— Не могли бы вы описать их?
— Я могу сослаться на историю болезни?
— Ваша честь, доктор Карп принес с собой историю болезни Эдварда Джафета. Прошу зарегистрировать ее как вещественное доказательство обвинения номер один.
