— Что случилось, Эд? Ты чем-то расстроен.
Эд взглянул на мистера Джафета.
— Папа?
— Да?
— Я обязан давать показания?
— Что ты имеешь в виду?
— Я обязан выступать в качестве свидетеля?
— Тебя могут вызвать повесткой.
— Они не заставят меня говорить.
— Твое молчание будет расценено как оскорбление суда.
— Скорее всего.
— Оскорбление суда — серьезное правонарушение.
— Я думал, суд занимается более важным делом.
— Не вижу повода для шутки.
— Я и не собирался шутить.
— От тебя потребуется лишь правдиво ответить на заданные вопросы.
— Я не хочу отвечать на них.
— Разумеется, тебе хочется поскорее забыть об этом. Так же, как и мне. Но, Эд, правосудие должно свершиться и…
Эд рассмеялся.
— Извини, папа, я не хотел смеяться, но мне вспомнился тот случай, когда патрульная машина развернулась прямо перед нами в неположенном месте, и, если бы не ремень безопасности, я бы вышиб головой ветровое стекло. Ты обратился в полицейский участок, и мы узнали, как вершится правосудие, не так ли?
— Видишь ли, если бы я довел дело до конца…
— Ты хотел довести его до конца. Но на твоем пути поставили столько рогаток, что ты так и не узнал, с чего начать. Правда?
Мистер Джафет промолчал.
— А помнишь того подростка, у которого ты хотел отнять нож? Ты еще погнался за ним. А потом тебе сказали, что ты угодил бы под суд, упади он на нож, когда убегал от тебя.
— К чему ты клонишь?
— Ты говорил о свершении правосудия.
— Знаешь, Эд, мне все равно, будешь ты давать показания или нет. Это твое личное дело.
— А ты будешь давать показания?
— Конечно.
— Стоя на задних лапках?
Мистер Джафет встал и пошел в ванную мыть руки. За обедом тишину нарушало лишь позвякивание посуды. Эд думал о кошмаре, мучившем его всю ночь. Ему снилось, что на всей земле остались только он и Урек.
* * *
Томасси нашел в записной книжке номер Джо Карджилла и потянулся к телефону. Он попытался вспомнить, как выглядел Карджилл. Последний раз они виделись в Вашингтоне, шесть или семь лет назад. Карджилл называл себя частным детективом, но говорил как адвокат. Томасси подозревал, что в свое время Джо лишили права заниматься адвокатской практикой. Трубку сняла секретарша.
— Это Джордж Томасси, из Нью-Йорка.
— Одну минуту, пожалуйста.
— Томасси, как поживаешь? — раздался сочный мужской голос, и перед мысленным взором Томасси тут же возник низенький толстячок с румяными щечками и цепью для часов на темной жилетке.
— Ты меня помнишь?
— Ну конечно!
— Тут есть один учитель. Его зовут Теренс Джафет. Д-Ж-А-Ф-Е-Т. Сорок семь лет, преподает биологию. Я хочу знать, не пытался ли он устроиться на государственную службу.
— Я могу достать только ксерокопию.
— Меня это устроит. Во сколько мне обойдутся твои поиски?
— Если информация не засекречена, сто двадцать пять долларов.
Томасси присвистнул. Впрочем, он собирался свистнуть при любой цифре, названной Карджиллом.
— Ладно, сойдемся на сотне. Когда тебе это нужно?
— Чем скорее, тем лучше. Сколько я тебе буду должен, если ты ничего не найдешь?
— Ничего. Я тебе позвоню.
К полному удивлению Томасси, звонок раздался меньше чем через час.
— Тебе повезло. Я отправлю ксерокопию, как только получу твой чек.
Томасси рассмеялся.
— Ты не доверяешь кредиту?
— Доверяю, но предпочитаю сначала получить наличные. И так я потерял на тебе двадцать пять долларов.
— Какое учреждение?
— Государственный департамент. Ему отказали.
— Чудесно.
— Если тебе понадобится что-то еще, звони, не стесняйся.
* * *
— Если мы сможем доказать, что Томасси припугнул Гинслер и та отказалась давать показания… — начал Боб Ферлингер, но Кантор прервал его энергичным взмахом руки.
— Перестань, Боб. Представь себе, что ты доктор, к тебе приходит пациент и говорит, что у него кашель, болит грудь, поднялась температура, а его постоянный врач прописывает ему аспирин, который совершенно не помогает. Ты спрашиваешь: «Вас направляли на рентген?» Он отвечает, что нет. Ему делают снимок, и оказывается, что у него пневмония. Ты же не станешь рекомендовать пациенту подать судебный иск, чтобы первого доктора лишили диплома. Так может поступить только псих. Если Томасси запугал Гинслер, значит, он запугал Гинслер. Придется искать обходной путь. Как ты собирался доказать, что они знают друг друга?
— Мы пошлем ей повестку и под присягой спросим, каким образом Томасси заткнул ей рот.
— Она солжет.
— Под присягой?
— Томасси нашел, чем припугнуть се. И тут уж ничего не поделаешь.
— Мне это не нравится.
— Боб, судят-то не Томасси, а Урека. Давай-ка лучше подумаем, как добиться вынесения обвинительного приговора. Понятно?
Ферлингер неохотно кивнул.
— Ну и отлично. А теперь нам стоит встретиться с мистером Джафетом и пройтись по его завтрашним показаниям. Он ключевая фигура в этом процессе. Жюри пойдет за ним.
— Ты так думаешь?
— Самое главное в нашем деле — подготовить свидетеля. Надеюсь, он не будет нам мешать.
Мистер Джафет пришел в ужас, узнав, что должен репетировать свое выступление в суде, но Кантор быстро объяснил ему механику судебных процессов. И мистеру Джафету не оставалось ничего другого, как удивляться собственной наивности.
* * *
— Как получилось, что вы не рекомендовали вашему клиенту признать себя виновным в мелком хулиганстве? — спросил Кантор у Томасси перед началом утреннего заседания.
— Вы слышали о Перси Формане?
— Конечно.
— Он участвовал более чем в сотне процессов, в которых его подзащитным предъявлялось обвинение в убийстве.
— И?
— Меньше шести процентов провели в тюрьме хотя бы один день. Только одного приговорили к смертной казни.
— Мне все-таки кажется, что Уреку следовало признать себя виновным.
— Меня наняли для того, чтобы доказать его невиновность. Иначе его родители обратились бы к кому-то еще.
