Франсина Непредсказуемая хотела, чтобы я использовал свой талант для выигрыша ее, по моему разумению, безнадежного дела. Что искал в ней я?
Да, она могла поговорить на темы, которых не рискнула бы коснуться обычная женщина, вроде Джейн. И, если смотреть правде в глаза, мы обедали потому, что этого захотела она, а не я!
— Извините, что не смог обсудить наши дела в кабинете.
— Извинение принимается. Сама прошу извинения за то, что этим вечером испортила ваш вечер.
— Еще не испортили.
— Я все думаю, как вышло, что вы небогаты?
— Денег мне хватает.
— Хватает, это понятно, но почему вы не так богаты, как адвокаты, вроде Ф. Ли Бейли. Разве вы не хотели бы иметь особняк с бассейном, винный погреб, бильярдную, спальню в зеркалах с круглой вращающейся кроватью, вы понимаете?
— Разве вас возбуждает вся эта мишура?
— Нет.
— Почему вы решили, что мне это необходимо?
— Вы холостяк. Вам не надо тратить деньги на детей.
— У меня есть женщины.
Если она и запнулась, то лишь на секунду.
— Вы когда-нибудь покупали им подарки?
— Случалось. Иногда они покупают мне подарки.
— Из благодарности?
— Думаю, любовник я неплохой, — и я быстро сменил тему. — Я скажу вам, почему я не так богат, как некоторые криминальные адвокаты. Я придерживаюсь нескольких правил.
— Моральные заповеди?
— Я же сказал, правила. Эти адвокаты, что таксомоторы. Их может остановить любой, если в кармане много денег, а процесс наверняка попадет в газеты. Я сам выбираю свои дела. И никогда не принимаю решение, основываясь на платежеспособности клиента или внимании газетчиков.
— Да вы социалист.
— Вот этого не надо. Я делаю то, что хочу. Ни одна корпорация мне не указ. Мне не нужно идти на компромиссы. Я не буду защищать гангстера с сотней «штук» в кармане. Если, конечно, дело его не покажется мне столь интересным, что я не смогу устоять.
— И какие же дела вы находите интересными?
— Вы можете подумать, что я слишком высокого о себе мнения.
— Держу пари, вас это не остановит.
— Мне нравятся дела, в которых исход больше зависит от меня, а не от имеющихся улик. Точно так же классный хирург готов сделать операцию бесплатно, если ее сложность отпугивает его коллег. Чтобы показать себя.
— То есть дело не в деньгах?
— Я не знаю ни одного профессионала, который предпочтет деньги возможности продемонстрировать во всей красе свой павлиний хвост.
— Вы меня не убедили. Вам же известен способ, которым мужчины проверяют женщин. Согласишься ты потрахаться за тысячу долларов, за десять тысяч, за миллион? И когда, наконец, называется цифра, услышав которую, женщина соглашается, он говорит: «Я знал, что ты проститутка. И хотел лишь определить твою цену». Какова ваша цена, мистер Томасси? Возьметесь вы за шестинедельный процесс в Лас-Вегасе за шестьсот тысяч долларов?
— Вы предлагаете?
— Только проверяю.
— Проверок я не признаю.
— А как насчет того, чтобы неделю поработать на Говарда Хьюза или Онассиса за миллион?
— По какому делу?
— Мистер Добропорядочность? Да кто заплатит миллион, если от дела не несет тухлятиной?
— Вот что я вам скажу, Франсина. Эти парни разбогатели не потому, что переплачивали адвокатам или бухгалтерам. Они знают, где найти ремесленников с экономическим или юридическим дипломом. В мире полно любителей полизать задницу. Я думаю, вы отметили это в том зоопарке, где работаете.
— Я никому не лижу задницу.
— Об этом я уже догадался. Я тоже, знаете ли. Я беру то, что хочу. И делаю, что могу.
Она смутилась.
— Вы такого сказать не можете?
— Пока еще нет.
— У вас все впереди. Вы молоды.
— Мне двадцать семь.
— Именно это я и имею в виду, вы очень умная девочка. Я хочу дать вам дельный совет, хотя он и не имеет отношения к юриспруденции. Не спрашивайте мужчину средних лет, почему он не богат. В этом возрасте он или уже разбогател, или занимается чем-то другим.
— Ф. Ли Бейли и Эдвард Беннетт Уильямс знамениты. Вас это не привлекает?
— У меня хватает клиентов.
— Известность вам ни к чему?
— Среди метрдотелей? Пешеходов? Судьи меня знают. И я знаю себе цену.
— Томасси Несгибаемый. В вашей жизни нет места случайностям?
— Есть, конечно.
— Каким же?
— Вроде сегодняшнего обеда.
— Не поняла.
— Сижу вот и пикируюсь с двадцатисемилетней девчонкой.
— Хотите уйти?
— Нет.
— Лучшего комплимента я давно уже не слышала.
— Комплименты не по моей части. Давайте уясним раз и навсегда, Франсина, я что-то да значу лишь в выбранной мною сфере деятельности. И делаю то, что хочу и как мне того хочется.
— Словно остального мира не существует.
— Ерунда, я знаю, что он есть. И может заниматься всем, чем ему заблагорассудится. Я только не хочу, чтобы он копался в моих делах. Большинство людей не хотели бы попасть в тюрьму. Ни у одного нет желания оказаться за колючей проволокой концентрационного лагеря. И, однако, в своей работе они ведут себя так, словно нормы их жизни установлены чернорубашечниками.
— Вернее, белорубашечниками.
— Это одно и то же, — отмахнулся я.
— А что вы знаете о концентрационных лагерях?
— Многое.
— Вы же не еврей, не так ли? — спросила Франсина.
— Это имеет значение?
— Не знаю. Надеюсь, что нет.
— Мой отец армянин. На армянах отрабатывались методы, действенность которых в полной мере ощутили на себе евреи.
— Вы более политизированы, чем кажется на первый взгляд.
— Смотря что вкладывать в значение этого слова. Под «политикой» вы понимаете возню, которой занимается ваша ООН? Я живу так, как хочу. Вот и вся моя политика.
Я заметил официантку, которая вышла из кухни с полным подносом, направляясь к нашему столику.
— Хотите уйти? — спросил я.
— Нет, — покачала головой Франсина. — Но мне не хотелось бы лишать вас свободы выбора.
Я мог отказаться от заказа. После этого я даже мог взглянуть в лицо Майкла. Пришел час признания.
— Я выбираю. Остаюсь.
Франсина покраснела. Импульсивно я сжал ее руку своей, на секунду, не больше.
