— Где?
— В ООН.
Томасси ничего не записывал, и меня это нервировало. На первой встрече с клиентом я всегда клал перед собой блокнот, в котором постоянно делал пометки. Тем самым гарантировалось, что ничего не будет упущено. Неужели Томасси мог все запомнить? Или необходимости в этом не было?
— Ухажеры? — спросил он.
— Бывают время от времени.
Томасси рассмеялся.
— Я удивлен, что вы до сих пор не выдали ее замуж.
— В наши дни молодые женщины не рвутся замуж, Джордж. Если судить по ее подругам, большинство из них предпочитает свободу. С мужчинами живут, но без брачных контрактов.
— Какой удар по адвокатам. Я хочу сказать, таким, как вы.
Я мог бы ему ответить, но мне не хотелось уводить разговор в сторону. Я пообещал Франсине найти адвоката, который посоветует, как добиться осуждения насильника. Но роль посредника приводила меня в ужас. Я хотел, чтобы Томасси встретился с Франсиной, а не допрашивал меня.
Принесли еду. Томасси проявил милосердие. Позволил нам поесть, прежде чем попросил рассказать об изнасиловании.
— Джордж, я бы хотел, чтобы об этом вы спросили ее.
— Я спрашиваю вас.
— Она лишь сказала, что ее изнасиловал мужчина, живущий этажом выше.
— Никаких подробностей?
— Я же ее отец.
— Если у нее нет постоянного дружка, кому еще она могла рассказать подробности?
— Никому. Даже сестрам. Она такая.
— Подробности важны.
— Я понимаю.
— Ей придется рассказать мне обо всем.
Я кивнул.
— Она может солгать?
— Франсина говорит правду, даже когда людям легче услышать ложь. Настоящая дикая утка, — тут мне пришло в голову, что Томасси мог и не читать Ибсена.
— «Дикая утка»…
[5]
— начал я.
— Я знаю, — прервал меня Томасси. — Кто будет платить?
— Я же сказал, что она работает в ООН.
— Возможно, затраты превысят те средства, которыми располагает молоденькая секретарша.
Мне представился случай уколоть его, чем я незамедлительно воспользовался.
— Франсина — помощник посла Соединенных Штатов по информационному обеспечению. И жалованье у нее не такое уж маленькое. Девушка она умная. И я всегда готов оплатить ее счет. Если потребуется.
Томасси кивнул, что означало, что такие условия его устраивают. Мне осталось лишь облегченно вздохнуть: я-таки передал ему эстафетную палочку. За двадцать лет адвокатской практики мне не приходилось слышать, чтобы с женой или с дочерью кого-либо из моих клиентов случалось нечто подобное. Это тема, которую они не считали возможным затронуть? Или я своим видом лишал их такой возможности?
Комментарий Принсиллы Грейвз Уидмер, выпускницы колледжа Смита одна тысяча девятьсот сорокового года
Его полное имя Арчибальд Эдуард Уидмер Третий. Никому и в голову не придет обратиться к нему Арчи или Эдди, Эдуард звучит, как герцог Виндзорский, поэтому в нашем кругу все зовут его Нед.
Что можно о нем сказать? Он хорошо смотрится в белых костюмах. Он чистюля. У него мускулистые плечи. Он дунул мне в ухо на нашем первом свидании. С самого начала я полностью доверяла ему. Рядом с ним я чувствую себя в полной безопасности. В те дни мужчины не считались соперниками. Мы не придавали чрезмерного значения оргазму и не делились нашими чувствами с психоаналитиками. Мы стремились к замужеству.
Мои подруги полагали Неда ханжой. Но внешняя застенчивость Брока Энид скрывает что-то такое, с чем я не хотела бы ложиться в постель. И Питер Элисон — его похотливость ясно читается в улыбках, которые он расточает как мужчинам, так и женщинам. В моем Неде не остается ничего ханжеского, как только за нами закрывается дверь спальни.
Мужчины по большей части говорят, что хотят сына. Нед хотел дочерей и получил их, Джоан и Маргарет. Из него вышла прекрасная нянька, с каким удовольствием говорил он с ними на только им понятном языке, в общем, наслаждался отцовством. А потом на какой-то период Неда охватило безумие. Он объявил, что уходит из адвокатской конторы и уезжает на Таити, со мной или без меня. И любовью в это время мы занимались где угодно, но только не в постели. Тогда-то и была зачата Франсина. В какую же она превратилась красавицу. Белокурые волосы, не потемневшие, как у меня и ее сестер, высокие, обтянутые блестящей кожей скулы, миндалевидный разрез синих, как небо, глаз. В отличие от сестер, ей не приходилось прибегать к косметике. Она быстро вытянулась, ростом уступая лишь Неду. Джоан и Маргарет, так же, как и я, поначалу отличались некоторой неуклюжестью, но Франсина с раннего детства порхала, как балерина. И я никак не могла понять, кому из наших предков она обязана такой грациозностью.
Мне вспоминается день, когда я впервые узнала, что у Франсины месячные. Я решила, что пришло время познакомить ее с правдой жизни, как знакомила Джоан и Маргарет. Франсина внимательно слушала, притворяясь, что все, о чем я говорю, для нее внове, а потом выяснилось, что месячные у нее уже с год, но она ничего мне не рассказывала. Старшие девочки в этих вопросах были со мной откровеннее. Я сказала Франсине, что чувствую себя ненужной, но она заверила меня, что это не так и она просит меня сказать ей все, что я считаю необходимым. Вот и отлично, подумала я, и стала объяснять ей, чем обусловлена менструация и как она проходит. Франсина слушала так, словно хотела запомнить каждое слово. А может, она просто разыгрывала меня? «Ты все об этом знаешь», — вырвалось у меня, но она попросила: «Пожалуйста, мама, расскажи мне об оральном и анальном сексе». Представляете, в тринадцать-то лет. Откуда она это узнала? От кого? Джоан? Маргарет? До прихода Неда я пребывала в панике. Когда рассказала ему обо всем, он заулыбался, и я сорвалась. Но он успокоил меня одной фразой: «Принсилла, если она уже что-то знает, с этим ничего не поделаешь».
Дети слишком быстро раскрывали наши секреты. Но я не хотела сдаваться в попытке остаться ей матерью. Однажды, Франсине было уже четырнадцать, и она продолжала тянуться вверх, я, чувствуя, что она уходит от меня, сказала: «Ты мой последний ребенок». И получила ответ: «Мама, я не ребенок».
Лишенная права на материнство, я убежала в спальню на втором этаже и уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить отчаянные рыдания. Франсина ясно давала мне понять, что я теперь никому не нужна и ни на что не гожусь, и пребывать мне в таком состоянии до конца моих дней. Я себя таковой совсем не чувствовала, так почему меня подталкивали, торопили перейти в другое состояние?
Я не знаю, заснула я тогда или нет. Но помню, как меня погладили по волосам. Я подняла голову. Надо мной склонилась Франсина. Кончиками пальцев она вытерла слезинки в уголках моих глаз, потом взяла мои руки в свои.
