В ресторан Филлис сопровождала молчаливая девушка по имени Кэрол. Филлис с трудом удалось вытянуть из нее некоторые подробности прошлого. Кэрол короткое время работала стюардессой. Однажды самолет совершил вынужденную посадку. Все закончилось благополучно, пассажиры выбрались через запасные выходы, но Кэрол до смерти перепугалась и с радостью схватилась за предложенную работу в «Клиффхэвене». На ленче Филлис тянула время, чтобы задержаться подольше, а потом, когда Кэрол уже достала ключ, чтобы запереть ее в номере, сказала, что забыла какую-то вещь на столике и просит разрешения быстренько сбегать за ней. Кэрол не возражала, и Филлис пошла к ресторану.
В обеденном зале мужчина с оранжевой нарукавной повязкой сосредоточенно подметал пол. Столы уже накрыли к обеду. Филлис подошла к своему, заглянула под него, провела рукой по сиденьям стульев, на случай, что за ней следят. Осмотрела она и соседний столик, походя взяла нож одного из приборов, прижала его к руке, а затем, наклонившись, сунула за голенище. Один из ее нью-йоркских знакомых, который много рассказывал об армии, среди прочего упоминал о том, что штыки обычно не очень остры. Ими колют, а не режут. Вот и обеденный нож, не такой острый, как тот, каким пользуется повар, мог убедить кое-кого оказать ей посильную помощь.
Выходя из ресторана, Филлис похвалила себя за то, что взяла нож с чужого столика.
Около эстакады стоял только один грузовик, выкрашенный в те же оранжево-синие цвета, что и форма сотрудников «Клиффхэвена». Вероятно, это их грузовик, подумала Филлис. Дерьмо! Придется отложить все до завтра и придумывать какой-то новый предлог, чтобы улизнуть от Кэрол.
И тут она услышала натужный рев мощного двигателя. На дороге появился рефрижератор. Когда он подкатил к эстакаде, Филлис увидела, что за рулем сидит толстый мексиканец.
— Жаль, — вздохнула она, — что это не тот долговязый в высоких ботинках, но нищим не приходится выбирать.
Филлис подошла к кабине. Когда водитель заглушил двигатель, спросила, сколько он тут пробудет.
Мексиканец покачал головой.
— Не разрешено разговаривать с гостями. Только с персоналом.
Филлис улыбнулась.
— О, перестань. Такой милый парень, как ты, может говорить, с кем захочет.
В глазах мексиканца мелькнул испуг.
— Не мог бы ты прокатить меня вниз? — продолжила Филлис.
Мексиканец не отвечал, уставившись в какую-то точку за ее спиной.
Филлис обернулась. Кэрол стояла в двадцати шагах от нее.
— О, привет, — Филлис помахала рукой.
— Вы нашли, что искали? — холодно спросила Кэрол.
Филлис пришлось признать, что выбраться из «Клиффхэвена» будет не столь легко, как она поначалу предполагала.
Больше всего Генри досаждала мышечная боль, особенно в пояснице и между плеч. Он попытался опуститься на корточки, но колени сразу уперлись в дверь. А тут еще дал о себе знать мочевой пузырь, наполнившийся после утреннего сока, воды и кофе. Он мог бы помочиться не сходя с места, через трусы и брюки. Возможно, именно этого от него и ждали. Или терпеть до конца. Ему могли назначить и более долгий срок, думал Генри. Что остается людям, которых держат здесь день или два? Только ходить под себя.
Сколько уже прошло времени? Минуты ползли как улитка. Если бы каждый человек Земли простоял четыре часа в крошечном шкафчике, что бы это изменило? Ничего. Братья по боли? Помнят общее наслаждение. Разделенную боль забывают. Генри вновь начал считать… сто один… сто два… сто три… надо хоть как-то мерить крадущиеся секунды.
Из какого-то шкафчика донесся дикий крик. Что прокричал этот человек? Кажется, какое-то слово. Пощадите! А если он начнет кричать: «Выпустите меня отсюда»? И убедит остальных присоединиться к нему? Тут в голове мелькнула новая мысль. Может, тут никого нет. И он слышит лишь запись с магнитофонной ленты? Нет, зря он тешит себя надеждой. Уж веснушчатого заперли наверняка. И мужчина из шкафчика справа предложил ему замолчать. Если б знать, как зовут веснушчатого, стоило его позвать, чтобы наладить контакт. Храбрый парень.
Ничего не помогало. Счет, мысли, планы не позволяли забыть о насущной физиологической надобности, гласе мочевого пузыря. Он уже смирился с тем, что придется сдаться, когда услышал приближающиеся шаги, шебуршание у дверцы его шкафчика, и через мгновение она распахнулась.
— Привет.
Генри вгляделся в лицо Клита, совсем молодого человека, можно сказать, юноши. «Привет», как будто ничего не произошло.
— Ровно четыре часа, — продолжил тот. — Кажется дольше, не так ли?
Генри осторожно шагнул вперед, опасаясь, что потеряет сознание от боли, если выпрямится. Но ему это удалось. Ничего, Маргарет помассирует спину, и все пройдет.
— Где моя жена?
— На ленче.
Клит повел его к выходу.
— Кто сейчас следит за ней?
— Не смешите меня, мистер Браун. Неужели вы думаете, что она убежит, когда вы под замком? Кроме того, я заметил, что ей нравится здешняя еда.
— Все эти крики. Это не магнитофонная запись?
Клит рассмеялся.
— Ну и воображение у вас, мистер Браун. Магнитофонная запись! А как, по-вашему, мы смогли записать этот запах?
— Мне надо в туалет.
— Мы идем в ваш номер. Если вам невтерпеж, можете облегчиться прямо здесь, — он указал на ближайшую стену.
Генри удивленно взглянул на него.
— Никто не видит, — Клит ухмыльнулся. — Кроме меня.
Генри подошел к стене, расстегнул молнию. И, наконец, испытал безмерное облегчение. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он смог застегнуть штаны.
— Эй, хотите я вам кое-что покажу, — Клит достал свой член. — Видите, вам, евреям, не удалось ввести в этой стране поголовное обрезание.
[13]
Мой отец необрезанный, и я тоже.
Генри менее всего хотелось обсуждать с Клитом целесообразность обрезания.
— Могу я увидеться с моей женой?
— После ванны. Я приготовил вам сюрприз.
В номере Клит указал Генри на небольшое вихревое устройство, установленное на стенке ванны.
— Включите горячую воду.
Когда ванна наполнилась на три четверти, Генри разделся и под пристальным взглядом Клита осторожно ступил в воду. Только бы не поскользнуться, думал он. За четыре часа он разочаровался в своем теле. Он занимался спортом, следил за здоровьем, но попал в экстремальную ситуацию и теперь чувствовал себя совершенно разбитым.
