— Отлично, Джейк! — вовремя сказанное доброе слово удваивает энергию.
А религиозные секты, закрытые от посторонних глаз до тех пор, пока кто-то не хватится пропавшей дочери. А дочь, миловидная молодая женщина, чуть располневшая, уверенная в себе, говорит в объективы телекамер, что обрела тут счастье. Дело закрыто. Отличается «Клиффхэвен» от такой секты? Могли мы с Маргарет, свернув с шоссе на проселок, поднимающийся в горы, знать, что он приведет нас в такую секту? И по замыслу ее вдохновителей мы должны остаться тут навсегда, ибо я, к своему несчастью, подпадаю под категорию, выбранную в «Клиффхэвене» на роль жертвы.
Параноики этого мира, не ездите на незнакомые курорты. Это не выход. Теперь мы знаем. Теперь мы можем что-то сделать. Генри, сказал он себе, сгребая очередную кучу, думать сейчас некогда. Надо бить во все колокола, чтобы мир узнал, что ему уготовано.
— Сколько мы собрали куч? — спросил Генри Джейка и Блауштейна. — Шестнадцать?
— Семнадцать, — ответил Джейк.
— Этого мало. Мы должны обложить весь периметр.
— Можно сложить и сто куч, а потом попасться, — заметил Блауштейн.
— Может, зажжем то, что есть? — предложил Джейк.
— Один самолет без труда зальет этот участок. Мы должны разжечь пожар, который не удастся сразу погасить. Я хочу, чтобы вы собирали хворост еще Два часа.
— А куда пойдете вы? — воскликнул Джейк, осознав, что остается без лидера.
Мог ли он дать логичный ответ? Мог ли сказать о мысли, внезапно вспыхнувшей в мозгу, словно посланной Маргарет.
— Мы с Джейком должны работать вместе или порознь? — нервно спросил Блауштейн.
Раз он задал такой вопрос, подумал Генри, значит, Джейку лучше приглядывать за ним.
— Вдвоем работать быстрее, — ответил он.
Джейк, бросив ветку в кучу, выпрямился.
— Куда вы идете?
— Не останавливайтесь. Я хочу освободить тех, кто сидит в шкафчиках, чтобы они не сгорели заживо. Джейк, поглядывайте на часы. Если я не вернусь через два часа, поджигайте хворост.
— Как?
— Возьмите вот такую палку, — Генри развел руки. — Сейчас я все покажу, — он поднял сухую ветвь. Слишком длинная. Уперев конец в землю, обломил ее. — То, что надо, — Генри привязал к ветви носовой платок. — Разорвите свою футболку. Сделайте еще два факела. Всего их будет три. И мы сможем одновременно поджигать по три кучи. Вы возьмете на себя треть периметра, Джейк, я — остальное. Буду поджигать их через одну, промежуточные оставлю Блауштейну. Это самый быстрый способ. Ясно?
Джейк прижал палец ко рту, призывая к молчанию.
Генри оглянулся. Двое оранжево-синих вышли из-за здания, на крыше которого прятался Генри. Они смотрели на лес.
— Они нас не видят, — прошептал Джейк.
— Они всегда всех ловят, — вздохнул Блауштейн.
— Заткнитесь, — прикрикнул на него Джейк. И добавил, повернувшись к Генри: — Лучше оставайтесь здесь. Не рискуйте.
— Они уходят, — Генри подхватил палку с носовым платком на конце. — Возьму ее с собой. На всякий случай.
— Это глупо. Вас поймают.
— Если я не вернусь, делайте все, как я сказал.
Генри шел лесом, пока не поравнялся с низким зданием, в котором находились шкафчики. Ползти он не решился. Слишком долго, да еще надо тащить палку. Бежать? Незачем привлекать внимание. Он решил просто идти, не торопясь, спокойно, будто имея на это полное право. Если бы кто заметил его, он мог вернуться в лес и немедленно поджечь хворост.
А если дверь заперта, как он откроет ее? Есть ли там окна? Он не помнил.
Генри облегченно вздохнул, увидев приоткрытую дверь. И тут же радость сменилась тревогой. Если дверь открыта, внутри кто-то из оранжево-синих. До него уже доносились крики, которые он слышал, стоя в шкафчике.
Напрасно я иду туда, подумал он, переступая порог. Мужчина в оранжевой футболке и синих джинсах, со спины — вылитый Клит, с кем-то возился у дальней стены. Он обернулся. Не Клит, немного старше, с усами.
— Ты что тут делаешь? — воскликнул усатый.
Молодость против палки.
— Эй, да ты, должно быть, Браун.
Усатый не выказывал страха. Он не подозревает, что я намерен его убить, думал Генри.
— Дай мне палку.
Он привык к повиновению.
Усатый шел на него. Женщина, которую он тискал, прижалась к стене, не сводя с Генри испуганных глаз.
Он полагает, что я такой же покорный, как и остальные, подумал Генри. Идиот.
Когда расстояние между ними сократилось до пяти футов, оранжево-синий остановился.
— Дай мне палку, — повторил он.
— Возьмите, пожалуйста, — с этими словами Генри выставил вперед левую ногу и, держа палку как бейсбольную биту, взмахнул ей, целя в голову усатого. Тот успел поднять руку, но палка, скользнув по предплечью, врезалась в скулу, порвав кожу.
— Сукин сын, — усатый отпрянул; брызнула кровь.
Вновь палка взлетела в воздух, чтобы обрушиться на челюсть усатого. Он пошатнулся и рухнул у ног Генри. Кровь хлынула изо рта, окрасив кончики усов. На сером бетонном полу расползалась амебоподобная красная лужа. Надеюсь, он не умрет, подумал Генри.
Если не считать плача женщины у стены, в здании воцарилась полная тишина. Люди в шкафчиках затаили дыхание, не понимая, что происходит.
— Слушайте меня, — крикнул Генри. — Вас сейчас освободят. Я открою шкафчики. Маргарет! Ты здесь, Маргарет?
Гул голосов поглотил его последние слова.
— Пожалуйста, — продолжал Генри, — идите к ресторану. Там вы будете в безопасности. Не подходите к лесу, а то сгорите. Маргарет!
Тело у его ног зашевелилось. Ручейки крови текли теперь из носа и ушей. Генри не смог заставить себя ударить оранжево-синего еще раз. Он начал открывать шкафчики, изредка поглядывая на распростертого мужчину. Его следовало отправить в больницу.
Из шкафчиков появлялись жалкие существа, мужчины и женщины, лишенные воли, скрюченные от долгого заточения. Они тут же валились или сползали на пол.
Где тот веснушчатый мужчина, которого посадили на восемь часов? Восемь часов давно истекли, и он, скорее всего, в своем номере. Господи, сколько просидели здесь эти люди? Сутки?
— Вы свободны! — кричал Генри. — Уходите. Дверь там. Идите к ресторану.
В этот момент он услышал ее голос и свое имя. Пропустив три или четыре шкафчика, Генри открыл тот, из которого, как ему показалось, его позвала Маргарет. Внутри стоял мертвый мужчина.
Маргарет Генри нашел в следующем шкафчике. Никогда еще он не видел ее в таком состоянии. Она упала в его объятия, и он осторожно опустил ее на пол. Губы Маргарет пересохли, ноги затекли от долгого стояния.
