— Дженни! — позвал он, и я застыла на месте.
Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы сердце так не колотилось, и повторила про себя заготовленную на всякий случай историю про утреннюю пробежку для тренировки, ведь завтра я соревнуюсь с Дэррином Пеком.
Потом я посмотрела на свои ногти — нет ли белых пятнышек.
И вспомнила, что Дженни — это не мое имя.
Так звали маму.
Я прокралась вдоль веранды и заглянула в папино окно.
Он спал, запутавшись в простыне, пижамная сорочка с Элвисом Пресли задралась до подмышек. Папа вообще спит беспокойно, бывает, что и вскрикнет во сне. Обычно он зовет Дженни, то есть маму, хотя один раз закричал: «Шляпа в холодильнике!»
Я еще чуть-чуть постояла, глядя на спящего папу. Руки он прижал к груди, и вид у него от этого был такой одинокий, что я опять подумала: все-таки я поступаю правильно.
И побежала в город.
В придорожных кустах просыпались насекомые и приветствовали меня одобрительным жужжанием: видно, тоже считали, что я поступаю правильно.
«Действуй!» — подзуживал меня целый миллион голосов, и еще столько же подхватывало: «Он тебе потом спасибо скаж-жет!»
И лишь один какой-то зануда прострекотал: «Ты об этом пожалеешь!» — но я сделала вид, что не слышу.
Я дошла до банка, сунула карточку в банкомат и сняла со счета все свои сбережения.
Потом зашла в телефонную будку на другой стороне улицы и отыскала в адресной книге фамилию Пек. Она там встречалась дважды, но я решила, что «Пек. Удаление волос с лица и тела» мне не подойдет, и отправилась по второму адресу.
Это был большой деревянный дом, у ворот — покрытая ржавчиной статуя фламинго с приделанным к шее почтовым ящиком. Во дворе — два мотоцикла.
Мне пришлось нажать на звонок четыре раза, прежде чем дверь наконец приоткрылась и показался рыжебородый дяденька, до пояса замотанный в простыню.
— Это вы рисуете на небе? — написала я в блокноте.
Он уставился на мою записку, зевая и протирая глаза.
— Тебе нужен Энди, — сообразил он в конце концов. Потом повернулся и крикнул куда-то в глубь дома: — Эн-ди-и!
Когда он проорал это трижды, в дверях появился рыжеволосый парень в тренировочных штанах. Он тоже протирал глаза.
— Ей нужен Энди, — пояснил тот, что в простыне.
Тот, что в трениках, уставился на меня, потом повернулся и тоже гаркнул:
— Энди!!
Тут из дверей высунулась еще одна голова.
Только это был не Энди.
Это был тот, кого я меньше всего хотела видеть.
Дэррин Пек.
Глаза у него сперва округлились, потом сузились.
— Тебе чего тут надо?
— Исчезни, придурок, — бросил ему тот, что в простыне.
Приятно, что родные Дэррина знают, как с ним обращаться.
— Отвали, пиявка! — рыкнул тот, что в трениках.
Вообще-то могли бы и помягче.
У Дэррина был такой обиженный вид, что он напомнил мне папу на спортивном празднике, когда мистер Косгроув назвал его «скверно одетым, назойливым типом».
Он скорчил мне рожу и исчез.
Дверь открылась пошире, и вперед вышел худой паренек в майке и шортах. Я догадалась, что он-то и есть Энди, по надписи на майке: «Сельскохозяйственная авиация. Ваш урожай — у нас под крылом!»
— В чем дело? — спросил он, глядя на меня.
— Это, должно быть, та самая девчонка из Дэрринова класса, — вполголоса объяснил ему тот, что в трениках. — Ну, про которую он вечно заливает. Ей вроде как малайские пираты прострелили горло, и она с тех пор не разговаривает.
Теперь они глазели на меня втроем.
Вид у Энди был недоверчивый, а мне нужно было срочно завладеть его вниманием, пока не вернулся Дэррин с очередной историей о моих приключениях.
Поэтому начать я решила не с записки, в которой заранее изложила свою просьбу, а просто вытащила из кармана деньги и показала их Энди.
Он посмотрел на двести девяносто долларов у меня в руке и сказал:
— Давай-ка поподробнее.
* * *
Куда он подевался?
Обещал в четыре, а сейчас двадцать три минуты пятого.
Ну давай же, Энди, давай!
Может, он потерял шпаргалку, а слова забыл? Да нет, он ведь записал их ручкой прямо на запястье. После того, как отсмеялся и дал свое согласие.
Если он сейчас не появится, будет поздно.
Папа успеет переконфузить всех учителей и родителей на этой ярмарке, и для борьбы с ним создадут народное ополчение, и нам придется бежать из города.
Он уже смутил пожилую леди у стойки с джемами, спросив ее, нельзя ли ему перепробовать содержимое всех банок, чтоб выбрать самое вкусное варенье. Она сделала вид, что смеется, а сама разозлилась, уж я-то знаю.
Он сконфузил отца Меган О'Доннел, купив у него целых двадцать лотерейных билетов, потому что ему, видите ли, необходимо выиграть третий приз — компакт-диск с песнями Карлы Тэмуорт. Мистер О'Доннел тряс ему руку и хлопал по плечу, но я-то видела: он догадывается, что дома у нас даже нет проигрывателя для этих дисков, и считает папу идиотом.
И уже человек шесть сказали, что папина рубашка, похоже, сшита из той же ткани, что и желто-лиловое знамя Ассоциации учителей и родителей, развевающееся над большим шатром. Все они дружески улыбались — вот, мол, отличная шутка, — а на самом деле, спорить могу, их от этого тошнит.
Спасибо, хоть Косгроувы не пришли.
Жаль, конечно, что я не увижусь с Амандой, но пусть уж лучше так, зато папа и мистер Косгроув не проткнут друг друга шампурами.
Двадцать четыре минуты пятого.
Где ты, Энди?
Может, у него поломка. Нет, все ведь знают, что у этих ребят самолеты всегда великолепно отлажены. Ни один фермер их не наймет, если «кукурузники» начнут падать на амбары.
В животе у меня ком величиной с Антарктиду.
Спокойно, кишки, все будет в порядке!
Разговаривать в уме полезно для здоровья. Это отвлекает от тяжелых мыслей и защищает от язвы желудка. Вот если б я сейчас не болтала как заведенная, у меня бы давно уже наступил нервный срыв.
Ну вот, только этого не хватало!
Я просто ушам своим не верю.
Папа объявил, что выставляет на благотворительный аукцион… песню. В собственном исполнении.
Он всерьез думает, что люди заплатят деньги, чтобы его послушать.
Это невыносимо.
Я бы спряталась в большом шатре, если б не беспокоилась об Энди: вдруг у него отказали навигационные приборы, и мне придется разжечь для него сигнальный костер из куриных шашлыков.