Миссис Косгроув смотрела на него как-то испуганно, а ее свободная рука судорожно сжимала сумочку.
— Хороший костюмчик, — сказал папа, подмигнув мистеру Косгроуву, и пощупал отворот его пиджака. — Держу пари, содрали с вас за него втридорога. Эти нынешние цены на одежду — просто безобразие!
— У меня свой магазин мужского платья, — процедил мистер Косгроув.
— Вон оно что! Везет же некоторым, — не растерялся папа и дружески ткнул его в бок. — Э-э, вас-то мне и надо! В прошлом году на концерте Карлы Тэмуорт один парень из ее группы вышел в такой рубахе: ярко-розовой, атласной, сзади черная бахрома, а на груди рисунок — черная гитара. Я хотел купить такую же, да нигде нету. Может, пошарите у себя на складе?
— У нас не бывает атласных рубашек, — ответил мистер Косгроув, совсем уж ледяным голосом.
Папа взглянул на него с изумлением.
— Так закажите! — воскликнул он. — Вот увидите, они отлично продаются. Я себе, например, каждые два месяца покупаю новую.
По лицу мистера Косгроува не было похоже, что он вот прямо сейчас побежит заказывать полный грузовик атласных рубашек.
Аманда тронула меня за плечо.
— Нам пора, — шепнула она.
И правда, мистер Фаулер как раз объявил в мегафон, чтобы все участники стометрового забега собирались у линии старта. Ребята подходили и выстраивались по возрасту. Мы с Амандой направились было к ним, но тут я увидела, что папа как-то странно смотрит на грудь миссис Косгроув.
По ее платью ползла небольшая серовато-коричневая бабочка.
Папа шагнул к ней.
— Не двигайтесь! — приказал он.
Миссис Косгроув замерла от страха.
— Плодожорка, — прошипел папа. — Если у вас есть яблони или груши, эта сволочь их изничтожит почище крылатых ракет.
— У нас нет… — начал было мистер Косгроув.
— А у меня есть, — сказал папа, и рука его резко спикировала на бабочку.
Но она увернулась, забилась под платье и теперь трепыхалась где-то сбоку.
Миссис Косгроув слегка взвизгнула.
— Замрите! — скомандовал папа. — Сейчас я ее достану.
Платье было без рукавов. Папа ухватил миссис Косгроув за плечо, а другую руку засунул ей под мышку.
Миссис Косгроув взвизгнула погромче.
Мистер Косгроув вцепился в папу и оттащил его от своей жены.
— Эй вы, поосторожнее! — пропыхтел он.
— Все в порядке, — успокоил его папа, — я ее поймал.
Он разжал кулак и продемонстрировал мистеру Косгроуву то, что осталось от бабочки.
— Вы! — крикнул мистер Косгроув, — вы просто невоспитанный, скверно одетый, назойливый тип! Шли бы вы… домой и оставили бы нас в покое.
Папа уставился на него с таким растерянным и обиженным лицом, что мне захотелось плакать.
— Аманда Косгроув и Ровена Бэтс, — рявкнул в мегафон мистер Фаулер, — подойдите к линии старта!
Тут папа взял себя в руки.
Он смерил мистера Косгроува презрительным взглядом.
— Придержите язык, — отчеканил он, — я всего лишь пытался помочь.
Он обернулся ко мне.
— Не обращай внимания на этого придурка, Тонто, — сказал он мне руками. — Ступай и покажи им всем, как надо бегать стометровку!
Он еще раз окинул мистера Косгроува грозным взглядом, повернулся и зашагал прочь.
По дороге к старту я покосилась на Аманду, но она глядела в другую сторону.
Я стояла и смотрела, как вопит и приплясывает Дэррин Пек, прибежавший первым в своем забеге.
Но я его не видела.
Перед глазами у меня была совсем другая картина.
Вот я подхожу к папе и наконец говорю ему то, что должна была сказать давным-давно. Говорю ему, чтобы вел себя по-другому, а то от нас все шарахаются.
Говорю так, чтобы он услышал.
И тогда происходит то, чего я всегда боялась.
Он глядит на меня удивленно и обиженно, как на мистера Косгроува, только еще в сто раз хуже, потому что ведь это я, его родная дочь. Потом окидывает меня презрительным взглядом, поворачивается и уходит.
Раздался выстрел, и я рванулась вперед, смяв, как бабочку в кулаке, промелькнувшую картину.
Внутри у меня вдруг вспыхнула такая ярость, что хотелось заорать. Но заорать я, конечно, не могла, оставалось только изо всех сил лупить ногами беговую дорожку.
Девчонки справа и слева от меня куда-то пропали. Только Аманда Косгроув еще маячила где-то рядом, а потом и она исчезла.
Я была впереди.
Возле финиша подпрыгивал папа, он махал мне руками — рот до ушей, глаза сияют…
И тут перед глазами у меня развернулась другая картина.
Вот я выигрываю забег, и папа шумно делится своей радостью с другими родителями.
Хлопает их по плечам — так, что они обливаются лимонадом из бумажных стаканчиков.
Тычет кулаком в бок — так, что они роняют свои бутерброды.
Запускает им руку под платья — так, что они все в ужасе бросаются к своим машинам и уезжают, превышая скорость и попадая в аварии, и их покалеченные дети оказываются в школах для инвалидов, только я одна остаюсь в нормальной…
Ноги у меня вдруг совсем перестали двигаться, и когда я, спотыкаясь, пересекла финишную черту, Аманда Косгроув снова очутилась рядом со мной.
* * *
Извините, что прервала рассказ, это папа заходил пожелать мне спокойной ночи.
Он, должно быть, заметил, что после соревнований я все молчу да молчу, и поэтому вошел ко мне в комнату на руках. Он всегда так делает, когда я хандрю.
Он встал на «мостик» и хотел было красиво выпрямиться, но не сумел и плюхнулся на попу.
Заговорил он не сразу, потому что руки были заняты: сначала он ими тер отбитый зад, потом ругался плохими словами. У нас с ним уговор: руками ругаться можно, если потом их моешь с мылом.
— Такова жизнь, Тонто. Иной раз уж так стараешься выиграть, а все же чуть-чуть не дотягиваешь. Хотя по мне, так ничья со школьной чемпионкой — это отличный результат!
И он исполнил для меня песню Карлы Тэмуорт моим любимым способом: голосом пел только мелодию, а слова — руками. Так он куда меньше фальшивит.
Песня была про убийцу-неудачника, у которого ничего не получается, потому что убивает он топором, а топор затупился, зато у него есть невеста, и она все равно его любит.
Потом папа меня обнял.
— Лично я, — сказал он, — считаю тебя чемпионкой.
Ну как на него можно сердиться?
* * *
