— Будем раскованнее. Можно с вами познакомиться? У вас такое платье… Не в обиду остальным, конечно.
В беседу включились еще несколько женщин.
— Говорили, что будет плохая погода. Я изучала прогноз. Здесь хорошие прогнозы. Ха-ха-ха. Совсем обленились.
Дама отзывчиво заговорила:
— Советовали купить палантин в комиссионке, но я побрезговала. У меня оставался материал от платья — смотрите, какая получилась накидка! Сегодня тепло, сегодня оказалось совсем тепло.
— Мужчины, — крикнула Толстая. — Вы знаете, что в армию США ежегодно прибывает около 30 тыс. молодых офицеров. 30 тысяч офицеров! Молодцы. Я спою песню офицерской вдовы.
— Лизонька, будь корректна.
— Спойте!
— Пою.
Она затянула «Ваши платья пахнут ладаном». Слезы навернулись на глазах даже у Грабора.
Лиза нервно вздохнула.
— Я исполняю это уже десять лет. Однажды в Колорадо я пела этот же романс, и от пламени свечи загорелась моя накидка. Мужчины в таких случаях падают и катаются по полу. Женщины мечутся, как затравленные звери. Меня сбили с ног и погасили. И что же вы думаете?
— Какое хамство!
— Обгорело мое плечо. Ожог второй степени. И что же вы думаете?
— Не может быть!
— На свете все может быть, — парировала Толстяк строго. — Меня спас мой двуличный супруг. Он закричал, что на меня надо нассать.
— Подлец! Бесстыдник!
Лизонька округлила глаза и расставила руки так, будто пытается схватить ими свое дыхание.
— Там было общество. В обществе женщина преображается. Они все были женщины приличные, из хороших домов. Слава Богу, мне помогла дама из Косово. Взяла тазик — пошла и нассала. Посмотрите — ни царапинки, — Лизонька оголила плечо, задрав ворот своего свитера. — Никогда не надо стесняться!
ФРАГМЕНТ 66
Винни рано утром проверил давление в шинах, долил масла, тормозную жидкость. Ему нравилось ухаживать за пострадавшими. Они поцеловались, расстались и двинулись в сторону гор Сьерра-Невада: туда, где разрешены проституция и азартные игры. Через два часа начался снег, вкрапленный в скалистые породы: пейзаж цвета шерсти полярной собаки, гигантские бока опоссумов. Комариная мокрота летящего снега влажно размазывалась на ветровом стекле, дворники нехотя разбрасывали ее; Лиза не любила переключать очистители на быстрый режим: считала это слишком истеричным.
Однообразие местности становилось насыщенным, полным — снег наполнял собою местные ландшафты… Его количества, развешанные на хвойных лапах, пытающихся удержать их падение на землю, были настолько велики, что даже самый мертвый лес оживал, в нем появлялся новый обитатель. Если не снег, то другое, что-то белое — то, что незаметно глазу: зверь или бродящее по лесу облако: что-то растворенное в воздухе, подвижное, внимательное, как сам воздух. Ветер сдувал со склонов то же легкое снежное покрытие, туман или дым: Лизонька подумала, как бы выглядел пожар в заснеженном лесу: треск, ярко выраженный огонь и дым, летящий на дорогу вместе со снеговым крошевом.
Разделительные полосы шоссе были уставлены клыками утесов, глыбами с дикорастущими соснами на них. Автомобили как передвигающиеся сугробы: в сосульках, с едва расчищенными стеклами для наблюдения пути. Дымы деревень, разноцветные домики, настолько контрастные на белом фоне, что невольно вспоминались клены Форт-Брэгга. Из труб хижин и домов выползал дым, не валил, а именно лился тонкими струями, и, глядя на него, было ясно, что этот дым не предназначен для приготовления пищи, что он имеет обогревательное или декоративное значение. Почтовые ящики в снеговых шапках, выставленные вдоль дороги, стояли как театральные софиты, в которые еще не подан свет.
Главное: искривленные пространства и сдвигающиеся объемы. Облака, выложенные горизонтальными, размашистыми мазками, нависали над дорогой, пытаясь создать ощущение навеса, крыши, арки — в те моменты, когда соприкасались с наполовину сомкнутыми над шоссе деревьями, завершая контур влажной закатной аркой. Глядя в низину, можно было видеть широкие каркасы хвойных деревьев, большие и круглые, как парашюты, вертолеты, приземлившиеся навесы. Солнце садилось. Мир превращался в туман, в абсолютный туман.
— Ты знаешь, что свиньи едят своих детей? — спросила Лизонька настороженно. — Есть животные, которые едят своих детей. Рожают, забывают об этом. Потом подходят и едят. Не подкрадываются, а гадко подходят и едят. Они русских детей тоже едят. Они едят всех детей.
— Я все ждал, что ты спросишь.
Внизу, в долине промелькнуло несколько церквей: от темноты, снега и загадочного освещения они были похожи на православные. Гранитные обнажения: ромбы, прямоугольники правильной формы, словно кто-то выделывал их долотом или зубилом. Последнее, что появилось при свете заходящего солнца: гнездо орла на столбе высоковольтной линии, несколько взмахов крыльев, несколько взмахов ресниц. Все говорило о том, что они поднялись уже слишком высоко в горы. Нужно надевать цепи на колеса, как и где это делается, было неизвестно. Не хотелось платить денег, даже сегодня не хотелось платить денег.
— Сколько ты вчера заработала? — Грабор похлопал Лизоньку по колену.
— Хватит на пару месяцев. В Америке не задают таких вопросов. И вообще, для жизни не нужно торговать своим телом. Не отвлекайся. Смотри, какая морда!
На красной двери одного из домиков была приколочена зловещая кабанья голова, вырезанная из дерева.
— Наверное, здесь водятся кабаны. Надо быть осторожнее.
— Ты ходил когда-нибудь на охоту?
Грабор кратко задумался.
— Мы с Бубой в молодости часто ходили охотиться на баб. Сначала пили до двух ночи, а потом вспоминали о главном. В два ночи мало чего найдешь: общаги закрыты, кабаков почти нет, да и они закрыты. Полное отсутствие живой жизни. Один раз притащили домой кошку, тоже живое существо. Мыли ее в душе лучшим шампунем, угощали шампанским. Утром я принес ей кофе в постель. Она жила с нами дня три-четыре.
Горы возвышались фронтирами мрака по обеим сторонам шоссе: чем выше в горы, тем дороже бензин: есть вероятность, что бензина не будет. Толстая улыбалась, вспомнив свое.
— У нас в классе одна девочка сообщила, что завтра всей семьей они едут колоть кабана. Я не знала, что это значит. Я решила, что они поедут в деревню, встанут вокруг кабана и будут колоть его маленькими иголочками, что у взрослых такое развлечение. Что мы сегодня будем жрать? Я хочу угостить тебя. Мы выживем. Мы победители. Спорим, в Рено я выиграю денег на самолет? Полетим над землей, о-ле-лей. Чё-то последнее время моя бабка не пела.
Скалистые, одутловатые, густые тени нависали над ними задумчивыми лбами: противно жить и мчаться, когда о тебе так много думают.
ФРАГМЕНТ 67
Восемнадцатиколесный «Петербилт» 379-й модели, большая машина, груженная гравием, шла за ними следом по серпантину. Блистала никелированным прицепом, от этого блистания было можно закрыть глаза.
