И вскоре я увидел огонь за окном. Вот тут-то я не удержался, закричал что есть силы:
— Соколов! Милицию!
Залаяли соколовские овчарки. В доме напротив зажгли свет.
Вдруг я услышал крик моего избитого гостя:
— Они с другой стороны!
Я кинулся к балкону, споткнулся и опрокинул ведро с водой. Огромный булыжник влетел в окно. Я не успел отскочить в сторону и ощутил в плече острую боль.
— Стреляйте! — велел мой непрошеный гость. — Стреляйте!
Наугад я выстрелил в выбитое окно. Раздался душераздирающий крик, и что-то тяжелое шмякнулось о землю. Молнией пронеслось в голове: должно быть, случилось непоправимое. Сердце сжалось, и ладони сразу вспотели. Я с ненавистью смотрел на изуродованное лицо пришельца. Выронил ружье. Охватила слабость и подступило что-то вроде тошноты. Человек пристально рассматривал меня из-под набухших век.
Я слышал, как мчались соколовские овчарки, как он звал милицию, как просигналила вдали чья-то машина. Мне было все равно.
В двери постучали. У меня не было сил спросить, что и кому нужно.
— Откройте, это я — Соколов, — кричали мне снизу.
Я не ответил.
— Хорошо! — сказал Соколов. — Ждите.
Пока я ждал милицию, мне удалось переговорить с парнем. Звали его Петром, фамилия — Лукас.
— Латыш? — спросил я.
Парень кивнул:
— Латгалец.
— Это рядом с Белоруссией?
— Я из Витебска.
— За что они тебя?
— Это длинная история.
— В двух словах.
— Они убили старуху самосвалом. И собирались убить вас.
Я ушам своим не верил.
— Как вам удалось убежать?
— А мы выпивали, и я отказался идти к вам. Тогда они сказали, что я их заложу и со мной надо кончать. Меня стали избивать. Я потерял сознание и очнулся, когда меня потащили к колодцу. Но тут прибежала Сонька и всех позвала в дом, а меня бросили. Я убежал.
— А где все это было? У Зинки?
— Какой Зинки?
— Одноглазой.
— Там не было никакой одноглазой.
Вдруг Лукас закатил глаза и бревном рухнул на пол.
Я побежал вниз за водой.
Когда я вернулся назад, Лукас держал ружье наизготове.
— Ни с места! — приказал он.
Я попятился назад.
— Стоять! — снова приказал он, точно я был псом. — А теперь проходи вперед! Ложись у печки.
Я повиновался, а он захлопнул дверь и с той стороны задвинул засов.
— Что ты хочешь, сумасшедший! Они же убьют тебя!
Ответа не последовало, лишь что-то загремело в коридоре.
Участковый Данилов нервничает
Когда неблагодарный Лукас сбежал, а я остался один, меня обуял гнев. Мне захотелось поймать этого проклятого Лукаса.
Я ринулся вниз. Дверь была открыта настежь. Навстречу мне шел с пистолетом в руке участковый Данилов.
— Ни с места! — приказал он.
— Еще один сумасшедший, — рассмеялся я, и мой смех сбил милиционера с толку.
— Что у вас тут за безобразия творятся, — сказал Данилов. — Пальбу устроили. Кто позволил?!
— Меня чуть не убили!
— Это еще надо доказать, — спокойно сказал Данилов. — Поднимайтесь наверх.
— Пистолет-то спрячьте.
— Не указывайте, — пробурчал участковый, однако пистолет убрал.
Я глядел на Данилова. Точь-в-точь Жаров из "Деревенского детектива".
Мы сели.
— Фамилия? — официально спросил Данилов, вытаскивая блокнот.
— Чья?
— Не моя же! — рявкнул участковый.
— Вы же знаете!
— Отвечайте как положено!
— Теплов Виктор Иванович.
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот семидесятый.
— Род занятий?
— Беспартийный, — ответил я невпопад.
— Не об этом спрашиваю. Род занятий?
— Художник.
— На что жалуетесь?
— На печень, — съязвил я.
— Зачем милицию вызывали?
Меня все это окончательно разозлило, и я сказал:
— Вы бы лучше, чем ерундой заниматься, осмотрелись вокруг. Я тут, кажется, кого-то пристрелил.
— Сдать оружие! — приказал Данилов.
— Нету оружия.
— А из чего стреляли?
— Из ружья.
— Сдать ружье!
— Нету ружья.
— Где оно?
— Лукас унес.
— Какой Лукас?
— Латгалец.
— Это кличка?
— Нет. Прозвище по месту жительства. Вы ведь черногрязец?
Данилов не ответил.
Вбежал Соколов.
— В сарае, кажется, кто-то прячется.
Данилов вытащил пистолет.
— Пойдемте!
— Если это Лукас, то у него ружье.
— Бандитов вооружаете, — бросил в мою сторону Данилов.
Мы подошли к сараю. Там кто-то постанывал.
— Эй, выходи! — приказал Данилов.
Ему никто не ответил. Я сделал шаг вперед и распахнул дверь. На земле, скорчившись, лежал человек. Это был не Лукас. Это был тот, в кого я выстрелил.
— А я по следу, по следу, — рассказывал между прочим Соколов. — А след прямо в сарай и привел.
Мне стало жалко раненого, и я обрадовался, что его вскоре увезли.
Ко мне подошел Петров, и я рассказал ему все, как было.
Участковый Данилов тоже слушал мой рассказ. Слушал с некоторым презрением, точно подытоживая:
— Надо же такое! Пальбу открыл!
Участковый вел себя так, будто вообще ничего не случилось — не было Лукаса, не было опасности моей жизни и камни никто в окно мое не швырял — и вообще как будто на его участке преступления совершаются чуть ли не по составленному им графику.
Он, очевидно, я так понял, просто-напросто защищал свои интересы. Кроме всего прочего, мы с ним были в чем-то антиподы. Он то и дело бросал недружелюбный взгляд на мои холсты и картонки, на меня и мои вещи — и я чувствовал: его многое в моей жизни раздражает, не устраивает.
Петров тоже пристально рассматривал меня, поглядывал почему-то на мои руки.
