Я стоял на холме и пел как никогда:
Дай, Рок, всечасно мне блюсти
Во все святую чистоту…"
— Вот в этом двустишии — весь род Агенобарбов, — сказала Любаша, обняв меня за плечи. — Пойдем, милый, я сделаю тебе носочки…
— Не понял.
— Ты не знаешь, что такое носочки? Агенобарбов никогда не спал без носочков. Носочки это массаж по щиколотку — но вся суть в креме. Крем должен быть ароматным и прохладным.
Я уснул в носочках, а когда проснулся, увидел рядом обнаженную Любашу. Она спала, и в солнечных лучах застыл на ее груди златокрылый таракан. Точно боясь спугнуть крохотное чудовище, я быстро оделся и также быстро скатился по лестнице.
7
В моем подвале никого не было. На столе была краткая записка: "Век вас не забуду. Сашка". Я лег на кровать и быстро уснул. Разбудил меня стук в дверь. На пороге стояла Шурочка (как она меня нашла?).
Она была в черном плаще, и на глаза была опущена черная вуаль.
— А где же черные розы? — спросил я.
— Какие розы? О чем вы? Я принесла вам роль.
— Вы, очевидно, хотели бы сыграть Славию и жениться на мне?
— Выбор за вами, государь.
Она потупила глаза. Поразительная способность маленьких красивых женщин изображать невинность. У громоздких это никак бы не получилось. А впрочем, как сказать.
— Но вы же предаете подругу. Или она знает, что вы ко мне пошли?
— До чего же вы странный! Пригласили бы меня войти, галантный кавалер.
Она сама переступила порог. Захлопнула дверь. Разделась и вошла в комнату, осматривая на стенах мои собственные пейзажи, портреты и прочую дребедень.
— А вы неплохо рисуете. Это все ваше? Да у вас, батенька, вкус. Эту девочку вы мне, надеюсь, подарите? — она остановилась у крохотного лилового портрета освещенной тоненькой девочки. На руке у подростка была прекрасная бабочка.
— Я ничего никому не буду дарить, пока не прояснится с моей жизнью. К тому же мои картинки скрывают здесь дыры и трещины: все ужасы этого подвала.
— Что за глупые фразы я слышу повсюду. Все ждут, что что-то должно проясниться. Все давно уже ясно. А они все ждут и ждут. А ваш подвальчик просто прелесть! Кстати, что заставило вас расстаться со своей великолепной квартирой в центре города? Сейчас редко можно найти человека, который готовился бы к смерти. Даже среди смертельно больных таковых нет. Здесь тоже все прояснилось. Кругом голод и нищета, а у всех еще сильнее надежда. Странное время, не так ли?
Она одарила меня дерзкой улыбкой. От нее повеяло запахом талого снега с фиалкой. Она, должно быть, обладала свежестью на грани холода. Как ей удавалось излучать такую прохладу — это ее тайна. В одно мгновение эта прохлада опьянила меня, и я прислонился к стенке. Она подошла ко мне и своей щекой потерлась о мою руку. Я очнулся и почему-то сказал:
— Хочу написать обнаженную с золотым тараканом на груди.
— Это необыкновенно. А я думала, вы не эстет. Я принесла роль. Вот она.
Я прочел несколько страниц.
— Неужели вы согласились на роль Октавии? — спросил я.
— Агенобарбов не спрашивает нашего согласия, — всхлипнула Шурочка.
— Здесь есть несколько неточностей. Префект флота, который убил по заданию Нерона его мать Агриппину, действительно выступил в роли мнимого любовника жены Нерона Октавии. Но он не убивал Октавии, поскольку был сослан в Сардинию, где и умер своей смертью. Жена Нерона Октавия, молодая двадцатилетняя красавица, действительно после развода весной шестьдесят второго года признала себя незамужнею женщиной, сестрой принцепса, но ей все равно предложили умереть. Она отказалась вскрывать себе вены. Тогда ее привязали к столбу и четверо врачей вскрыли вены на руках и на ногах. Молитвами ее слуг, христиан, удалось остановить кровь: кровь действительно не текла, это обстоятельство вынудило сжечь на кострах христиан. Затем врачи привязанную к столбу Октавию перенесли в жарко натопленную баню, где она и скончалась. По просьбе новой жены Нерона Сабины Поппеи и по распоряжению Нерона отрезанную голову Октавии доставили в Рим. Поппея долго рассматривала голову своей бывшей соперницы, а затем по этому поводу была устроена пирушка для близких членов Сената. В честь этого события Сенат определил дары храмам, а участники убийства Октавии были щедро одарены.
— Так в чем же неточности?
— А в том, что Нерон будто не знал о казни своей первой жены. Все до мельчайших подробностей он знал. Поппея слишком вольно себя вела по отношению к императору. Впрочем, она вскоре умерла, но не от горя по поводу того, что Нерон приказал утопить ее сына от первого брака, а оттого, что император, однажды вернувшись домой пьяным, ударил ногой в живот беременную Поппею, отчего она вскоре и скончалась. Это убийство в чем-то напоминало убийство Иваном Грозным своего сына. Нерон действительно любил Поппею, он устроил ей пышные похороны, поместил ее забальзамированное тело в Мавзолее, который воздвиг Август для императорской семьи.
Можно с уверенностью сказать, что эти три смерти, впрочем, четыре: убийство собственной матери, двух жен и брата Британика, послужили началом бесконечных казней в тогдашнем Риме.
— Как же тебя приятно слушать! Тысячу раз прав Агенобарбов, выбрав тебя на роль Карудия, стоика, воина, историка, христианина и неоромантика.
— Почему же романтика?
— Вот это прекрасно! Вас не интересует «нео»? Поясню. Истинный романтизм — это всегда высокое искусство. Романтический герой готов пойти на смерть, на мученичество во имя свободы, он всегда борется с мировым злом, и его сжигает безграничная жажда духовного обновления.
Истинный романтизм — это апофеоз смерти! Это страстная потребность мученичества и духовного совершенства. Первым романтиком был Христос. Если бы мне выпала такая участь!
— В чем же дело?
— Женщина на кресте? Это такой густопсовый реализм. Женщина должна рыдать у ног распятого. Ее мировая скорбь в стенаниях. Как бы я мучилась, если бы на моих глазах вас казнили! Я бы выразила всю мировую скорбь. У вас такие руки! Такая прекрасная кожа…
Упоминание о моей коже будто обухом трахнуло меня по башке. Пришло вдруг едва ли не полное умопомрачение. Я с такой яростью заорал на Шурочку, что она, побледнев, собрала свои вещички и метнулась к выходу.
8
Очнувшись от обморока, я свернулся калачиком и уснул.
В детстве, когда мы ушли от тети Гриши и нам снова негде было жить, и мы пристроились в теплой будке одной старой котельной, где было много старого тряпья и хорошо спалось, так вот тогда я пошел искать маму. Был мороз. На мне была крохотная кепчонка, и она не закрывала уши. Я бежал и не чувствовал холода. Навстречу шла женщина. Она крикнула:
