Интерьер бара с разношерстными посетителями — хиппи, мужчины-проститутки и охотники за ними, подвыпившие, наркоманы с серыми лицами.
Входит Олли. Его лицо гладко выбрито. На нем рубашка-поло, синие джинсы, все настолько в обтяжку, что он напоминает античную скульптуру. Он присаживается к стойке.
— Что тебе, Олли? — спрашивает бармен.
— Бурбон и кока-колу. Только открой свежую, выдохшуюся терпеть не могу. Люблю, когда кока колется. Фзз, фзз!
Мужчина, по-декадентски одетый яхтсменом, выныривает из одной из кабинок у противоположной стены бара и садится на стул рядом с Олли.
— Молодой человек, у вас удивительный голос.
Олли смотрит на него, его лицо внезапно настораживается.
— Не хотите заработать пару сотен долларов?
— Конечно. Правда, хотелось бы знать, как.
— Очень простым способом.
— Простым, как —…
— Появиться в небольшом фильме, который я снимаю на своей яхте.
— Я не актер.
— Не важно. Все, что вам надо делать, это —…
Каюта большой роскошной яхты, действие происходит где-нибудь в Калифорнии. Олли и девушка в мужских халатах.
— Идею поняли? — раздается голос яхтсмена.
— Я понял, а вы? До вас еще не дошло, что у меня только одна рука?
— Не имеет значения. Все, что нужно, у вас есть.
Слышно несколько смеющихся голосов.
— Я понял. До меня дошло. То, что у меня нет руки, и послужило причиной моего приглашения в ваш уродский фильм. Вам нужен был КАЛЕКА! Ни больше, ни меньше. Красивая девушка занимается сексом с одноруким калекой. Вам нужно унижение этой девушки. Хватит. Мне не нужна такая работа. Пускай ваша лодка отвезет меня на берег. Сейчас. Немедленно!
— Вам ничего не надо делать. Она все сделает сама. Лежите тихонечко и только постанывайте. Вам что, трудно? Тихо лежать и постанывать, как будто балдеешь? За двести баксов каждому?
Девушка помогает сопротивляющемуся Олли снять халат и снимает его с себя.
— Вы не слышали, что я сказал? Вы думаете, я шучу?
Девушка пытается подбодрить Олли.
— Так и лежите. Камера, наезд. Лила, начинай с пальцев ног.
Олли внезапно спрыгивает с койки, опрокидывает камеру, вырывает софиты.
— Наезд, камера, наезд? — шелковый халат вздымается на нем.
— Поднимитесь на палубу и остыньте, пока мы налаживаем свет. — Девушке: — Поднимитесь с ним. Объясните ему, что все просто.
— Дорогой, ты не прав. Мы можем получить по двести баксов каждый, — говорит девушка.
— Когда он заставляет тебя —…
— Я знаю, дорогой, но для меня это не имеет значения.
— Я уважаю себя. Ты себя совсем не уважаешь? Не уважаешь?
— Не настолько.
— Я уважал себя, пока не потерял руку.
— Давай не будем ни о самоуважении, ни о его потере.
— Но это очень важно. Очень важно уважать себя, и очень плохо — потерять самоуважение.
— Тебе что, было бы легче, если бы —…
Она целует его.
— Они хотят заставить нас замолчать.
— Ты преувеличиваешь.
— А как ты это рассматриваешь?
— Как способ заработать двести баксов.
— Даже одной рукой я мог бы довести эту лодку до берега. Пусть к черту катится и эта яхта, и эта грязная работа.
— Олли… мне нужны двести долларов.
— Я боюсь здесь оставаться.
— Боишься чего?
— Боюсь, что могу убить его. Для этого мне одной руки хватит.
— Знаешь что, дорогой? Ты думай об этом просто как о работе, о ночной работе, о которой утром можно забыть.
— Но можем мы хоть чуть-чуть уважать себя? Хоть чуть-чуть?
— О самоуважении можно и забыть. Ненадолго, — ее рука проскальзывает под его халат.
— Никогда не думал, что огни на берегу будут сигналить мне: «Вернись, и торопись, пока —…»
— Олли, сделай это ради меня и двух сотен долларов, и мы вернемся на берег.
— Тебе не противно?
— С тобой нет, нет, приятно, а это со мной редко бывает.
— Меня тошнит от того, что он заставляет делать тебя противоестественные вещи, и голос у него масляный, и ухмылка сальная.
— Двести долларов — это двести долларов, они мне очень нужны.
— Мы — кто?
— Не думай об этом. Я все сделаю. Мне это нравится, так что не думай.
— Я могу не думать, но не могу не чувствовать.
— Думай об этом как о том, что можно смыть с себя утром, и за что ты получишь двести баксов, а это чертовски много.
— Я не могу так легко стереть свою память.
— Ну ладно. Пожалуйста. Для меня. Давай закончим. Пошли!
Он пожимает плечами и идет за нею в кабину. Слышен звук моторной лодки, отплывающей от яхты. Олли напряженно вслушивается.
— Лодка придет за вами позже. У вас есть возможность познакомиться со мной поближе, — грязный, развратный взгляд яхтсмена.
— Могу прожить и без этого. Когда мне заплатят? — спрашивает Олли.
— На этот счет не беспокойся. Что будете пить?
Кабина кажется заполненной туманом. Становится виден Олли, стоящий над безжизненным телом яхтсмена. Он роняет тяжелую медную подставку с книжной полки и медленно, дрожа, склоняется над мертвым телом, чтобы вытащить у него из кармана деньги. Затем он выходит из каюты. На палубе Олли осматривается в густом тумане, затем прыгает в море. Он доплывает до берега и исчезает из города.
Дождь на улицах Нью-Орлеана — как в начале — и снова Олли стоит на углу, одетый совсем не по погоде. Снова мужчина среднего возраста ходит мимо него туда и обратно, затем останавливается.
— Вы не боитесь простудиться, молодой человек?
— Нет. Я никогда не простужаюсь.
— И вам не холодно?
— Мне холодно. Я тоже человек.
— Вам надо куда-нибудь пойти и согреться.
— Куда, например?
— У меня неплохая квартира и прекрасный выбор напитков.
— Где?
— Недалеко, во Французском квартале.
— Пойдем пешком, а деньги за такси вы отдадите мне.
Еще один гомосексуалист впускает Олли в свой дом. Это эстет чистой воды. Они стоят на улице у деревянной калитки, которую гомосексуалист открывает.
— Пройдя эти врата, вы попадете в иной мир.
