Его звали Кирилл Синявин И он, не без оснований надо сказать, рассчитывал, что через некоторое время это имя будет известно, если и не каждому, то очень и очень многим, ибо его властные амбиции были не на шутку высоки.
Как видите, он достаточно сложен и очень закрыт, я бы сказала защищен То есть, на самом деле он довольно уязвим, но это очень и очень глубоко и открывается немногим, он живет как бы в панцире, это и в психологическом смысле, и в прямом — он слегка помешан на собственной безопасности, хотя совсем не труслив, за жизнь свою всерьез не боится, пожалуй даже, фаталист, но соорудил какие-то немыслимые системы безопасности — пароли, постоянная смена телефонов, маршрутов. До смешного — он никогда два раза подряд не обедает в одном и том же ресторане Добраться до него очень сложно Поверьте, после нашего разрыва, вернее после того, как он бросил меня, я пыталась и отчаянно, но безуспешно.
— Вы заблуждаетесь, и очень сильно — все как раз с точностью до наоборот Этот человек не просто доступен — открыт, обнажен и ждет только, чтобы его пришли и взяли Что же до усиленных мер безопасности, то, вы правы — они не от трусости и опасения за свою жизнь, однако если взглянуть глубже, станет ясна и подлинная их причина, вернее цель — подчеркнуть собственную значимость в чужих, и что более интересно для меня — в своих собственных глазах Отсюда вывод — подсознание безжалостно фиксирует собственную слабость и то, что поставленные цели страшно далеки придумывает для сознания защиту от горькой истины — театрализованные представления, игры в собственное величие и недосягаемость Нет, человек этот слаб и очень доступен Вы в этом смысле оказались орешком, куда более крепким Кстати, замечу попутно, вы очень тонко и правильно все чувствуете и очень плохо анализируете продукт, так сказать, своей чувствительности. Этому надо учиться, в жизни эта наука чрезвычайно полезна, я бы даже сказал — необходима Но это к слову. Надумаете поступить ко мне в обучение — возьму, — он улыбается. Он часто теперь улыбается мне, улыбается дружески, хотя и не без тени снисходительности Он больше не врачует меня — не стало окриков и требований немедленно сформулировать ассоциацию или быстро ответить, о чем я думаю Теперь он относится ко мне бережно, но как-то безучастно — как к инструменту, хрупкому, совершенному, ценному, но — инструменту Он даже позволяет теперь, отвлекаясь от работы, порассуждать при мне вслух, вроде бы и обращаясь ко мне, но иногда мне кажется — он говорит сам с собой, проговаривая и шлифуя тем самым совершенство своих формул, по которым расщепляются и синтезируются вновь самые недоступные пониманию, как казалось мне раньше, человеческие чувства и их малейшие оттенки. Он оставляет мне довольно много свободного времени — его не пугает теперь бесконтрольный ход моих мыслей и сны мои не интересуют его теперь Я — инструмент, по праву собственности принадлежащий ему и потому интересующий его только с точки зрения качества исполнения своих сложных функций, я инструмент — посредством которого он шаг за шагом проникает все глубже в темные и труднодоступные( уж я-то знаю! ) лабиринты чужой человеческой души, он движется неспешно и осторожно, но это — шаги командора, уверенные и неотвратимые, однако бесшумные — человек не слышит их., возможно чувствует? — но это врятли. — он слишком самоуверен и прагматичен, чтобы прислушиваться к тревожным предчувствиям души Да и полно, есть ли она у него, душа? И я вдруг говорю:.
— Вы позволите мне задать вопрос не по теме?.
— Забавно — ему на самом деле становится забавно, он снова улыбается, — вы так впитали фразу, про ученичество, что даже формулировать стали как студентка на лекции Давайте, не по теме Но знайте, за науку — платить придется отдельно Шучу Так, что там у вас, не по теме?.
— Вы как-то сказали, что психика и душа это в, сущности одно и то же, я понимаю, в прямом переводе — так Но по сути, для вас есть ли разница?.
— Бесспорно И я отвечу — в чем, но учтите, а лучше отметьте где-нибудь на полях вашей памяти, вопрос — как и ответ не из области психологии, впрочем, сдается мне вы это понимаете Науку, постулаты которой позволят мне ответить, даже обозначить малообразованное человечество наше не потрудилось, ибо даже азы ее не постигло, лишь прикоснулось слегка в философских трудах и работах по теологии Так вот, психика — есть свойство высокоорганизованной материи, как справедливо заметил классик, духовность же — есть высшее проявление этого свойства, наиболее приближающее субъекта к точке, а вернее линии в которой стирается грань между материальным и нематериальным составляющими вселенной. Просто признать наличие души, плывя по течению столь милой вашему сердцу веры, а возможно и ощутить его, правильно распознав необъяснимые вроде предчувствия, страхи, симпатии и антипатии, сны, наконец, и, слепо следуя им, вдруг чудесным образом избежать казалось неизбежного удара судьбы или получить, напротив нежданный ее дар — может всякий. Но лишь у избранных сознание поднимается до постижения души, и им дано управлять ею, как могут, малочисленные тоже, впрочем, профессионалы, управлять психикой, постигнув законы ее развития, однако большего рассказать я вам не могу.
— Но эти-избранные — люди?.
— Без комментариев, как говорят политики, когда не хотят…
— Или не могут…
— Это, чаще всего, — одно и то же По крайней мере, в данном случае Вы удовлетворены?.
— Отчасти.
— Нужно уметь довольствоваться малым, ибо это умение — и есть счастье.
Истина. Дарю И давайте работать.
Пятый день длится наша бесконечная работа Теперь, когда он стал оставлять мне больше свободного времени я часто и подолгу смотрюсь в зеркала, их много в этом красивом доме, так много, что поначалу мне казалось — даже слишком Я даже пугалась, когда в конце длинного ломаного коридора вдруг возникала, двигаясь мне навстречу неясная в полумраке фигура, и только через секунду понимала, что это мое отражение поймало очередное зеркало, с тем чтобы задержав в себе на несколько мгновений отщипнуть их от всех тех, что отпущены мне в этой жизни под луной Недаром, не велят бабушки подолгу смотреться в зеркала Но теперь к зеркалам я привыкла и подолгу даже застываю перед их загадочными глубинами и удивляюсь. всякий раз, ибо всякий раз являют они мне неизменным мое отражение, разве чуть посвежевшее в лесной глуши и стряхнувшее паутину бессонниц Я же ожидаю всякий раз иного, нового образа в зыбкой глубине зеркал, потому что на самом деле меня, прежней давно уже нет — а та, что есть совсем другой человек и, выглядеть, стало быть, должна совсем иначе Но — нет, внешне все во мне по-прежнему и это удивительно.
Старик впервые за несколько часов их беседы, как-то, действительно, по-старчески, тяжело перевел дух и устало прикрыл глаза Душа Павлова, едва ли не с первых минут знакомства принявшая старца, как родного, немедленно отозвалась острым чувством вины — он исподволь взглянул на часы и ужаснулся — время далеко перевалило за полночь.
— Прости меня, Бога ради, Борис Романович, я слишком уже злоупотребил вашей добротой.
— Вас, наверное дома, дома заждались, друг мой? — живо отозвался князь и как показалось Павлову с легкой досадой и от того слегка задиристо.
