В свете довильских событий — сцена, свидетелем которой стал официант из «room service» казалась вполне логичной и даже несколько укрепляла пошатнувшийся авторитет Полякова Итак, женщина, из-за которой он устроил безобразный скандал в Довиле, вновь появилась на пороге его номера в парижском отеле, и переступила его не вполне традиционным способом, что позволяло сделать вывод о том, что она испытывала чувство вины перед Поляковым и пыталась образом таким получить прощение Но этот вывод никуда не годился, поскольку буквально через два часа после ее появления, Поляков был обнаружен умирающим от сильнодействующего яда, который по всей видимости она же и всыпала в его бокал с шампанским Версию о самоубийстве следствие даже и не рассматривало, а если в голове у кого-нибудь из лиц, участвующих в расследовании такая мыслишка и зарождалась, учитывая слишком нервное, мягко говоря, поведение Полякова в Довиле, то после того, как он окончательно пришел в себя и начал давать показания, она немедленно была отринута как крайне несостоятельная. Таковы были факты, достоверно известные, неоднократно проверенные и подтвержденные И это было все, чем располагали лица, в той или иной степени причастные к расследованию Далее начинались сплошные вопросы, за чередой которых совершенно не просматривалось ответов на них.
Все это довольно быстро уяснил Поляков, который располагал информацией не намного большей, чем все те, кто занимался следствием по его делу и уж точно не намерен был ею с ними делиться Тому была причина Надо сказать, что после нескольких дней опасного балансирования между двумя мирами, в это мир вернулся прежний Дмитрий Поляков, который привычно для себя прочно стоял теперь обеими ногами на его тверди. Однако именно теперь его не оставляло устойчивое ощущение, что необъяснимые и непостижимые с точки зрения формальной логики события, которые произошли с ним и которые едва не стоили ему жизни, включая и то, странное состояние, в котором пребывало его сознание все эти дни, имеют подоплеку очень далекую от реальной жизни.
Обретая ощущение реальности и в ней — привычного себя, он все более склонялся к мысли, что то, что произошло с ним законами и категориями этой самой реальности объяснено быть не может. Подобные умозаключения вряд ли были бы поняты и уж тем более приняты официальными и неофициальными лицами, добросовестно проводящими расследование.
В то же время Поляков исполнен был решимости докопаться до истины, какой бы страшной для него ( в этом почему-то он был абсолютно уверен) она ни оказалась. И дело здесь было не в простом упрямстве Дмитрия Полякова.
Напротив, всю свою жизнь он был человеком достаточно гибким, избегающим, по возможности острых углов и труднодоступных вершин. Однако теперь, испытав сильнейшее потрясение, вызванное близким созерцанием лика смерти и ощущением на себе очень отчетливо ее леденящего дыхания, интуиция его, и так не плохо развитая от природы, теперь была обострена много сильнее обычного. Это она говорила ему, что страшная история, приключившаяся с ним корнями своими уходит в пространства и категории ему неведомые, это она подсказывала-пугала страшной для него разгадкой вдруг проглянувшей откуда-то из далекого прошлого ( в этом она тоже была убеждена) тайны. Но она же настоятельно требовала докопаться до этой разгадки любой ценой, предчувствуя в обратном случае, последствия куда более ужасные. И сейчас Дмитрий Поляков склонен был своей интуиции следовать.
Главным вопросом, который не был выяснен по сей день, и выяснить который Поляков считал необходимым, было установление личности загадочной его отравительницы. Попытка полиции обнаружить в Париже и во всей Франции женщину с таки именем успехом не увенчалась. Ирэн фон Паллен, или же Ирэн Паллен нигде и никогда не значилась В полицейских картотеках не нашлось и ее отпечатков пальцев, которых в номере было оставлено, как будто специально, великое множество. Ничего на дал профессионально и, по мнению Полякова, очень похоже составленный фоторобот Не принесло успеха и обращение в иные источники, российские, и международные — женщины с такими данными ни в одной подобной картотеке обнаружено не было Ее, конечно, продолжали искать, но без особого энтузиазма — шансы были очень уж невелики Полякову еще несколько дней предстояло остаться на больничной койке. Но он уже знал, кого и как подключить к решению этой проблемы.
Несколько лет назад, когда Дмитрий Поляков только начал налаживать устойчивое партнерство с французами и стал часто посещать Францию, не как турист, судьба подарила ему встречу, которая на все последующие годы облегчила его работу во Франции и принесла массу полезных и приятных знакомств, превратив просвещенного туриста-любителя в знатока и тонкого ценителя страны и, особенно, ее столицы. В тот раз, в качестве переводчика и секретаря ему был предложен молодой русский парижанин в том смысле, что это был русский по происхождению гражданин Франции — Микаэль Куракин, потомок знаменитого русского княжеского рода, родители которого, дети русских эмигрантов первой волны, рождены и воспитаны были уже во Франции В семье однако чтили русские традиции, говорили по-русски и Микаэль заканчивал Сорбону специалистом по русской литературе и истории. Князю Куракину младшему шел в ту пору двадцать третий год и внешне он был совершенно милый тонкий мальчик, с копной вьющихся светло русых волос, небесно голубыми глазами, крупным породистым носом, пухлыми губами, смешливый, непосредственный, восторженный, но и легко краснеющий и предающийся по поводу и без оного искренней детской печали. Удивительным было то, насколько этот молодой человек рожденный в Париже в начале семидесятых годов и впервые посетивший Россию в возрасте шестнадцати лет, являет собой точную копию молодого русского аристократа, буквально сошедшего со страниц дворянского романа середины или конца века девятнадцатого. Впечатление это не умаляли даже яркие парижские костюмы, Микаэль предпочитал одеваться в стиле модной парижской богемы и молодой европейской аристократии, в кругу которой собственно и вращался. Поначалу молодой Куракин показался Полякову слишком легковесным и пригодным лишь для того, чтобы быть неплохим проводником и советчиком в домах высокой моды и в мире элитарных парижских развлечений Но вскоре он вынужден был признать, что ошибся — князь Микаэль Куракин работать умел. К работе он подходил очень по-своему, творчески и непривычно для российского бизнесмена, торгующего оружием. Но в нужный момент мсье Поляков оказывался за одним столом с нужным ему министром на приеме у княгини de Pariх, на очень закрытом просмотре новой коллекции мсье Ив Сен-Лорана он оказывался в кресле рядом с женой одного из саудовских шейхов, по странному стечению обстоятельств того самого, который занимается в правительстве короля Фатха закупкой вооружений. Словом, Микаэль Куракин был безусловно человеком из высшего общества и это было также его профессией, которой он владел в совершенстве. Кроме того, они просто подружились с Поляковым и уже за пределами их профессиональных интересов, Микаэль просто открывал ему Францию, которую тонко понимал и чувствовал, порой тоньше любого француза.
За эту науку Поляков был благодарен ему едва ли не более всего.
В это приезд ( и в этом интуиция Полякова тоже усматривала некоторую злую закономерность) Микаэль Куракин отсутствовал в Париже. Не предупрежденный Полковым заранее, он сопровождал какую-то развеселую русскую компания в «гастрономическом» туре по Бургундии. Посему Поляков не без оснований полагал, что по возвращении в Париж физическое состояние его приятеля будет не самым лучшим, но выбора у него не было Лежа на койке в своей фешенебельной палате, все еще ограниченный в движении, Дмитрий Поляков сделал первый шаг на пути собственного расследования, в котором видел не только смысл, но и настоятельную необходимость — он набрал номер мобильного телефона князя Микаэля Куракина.
