– Лора, там еще одна женщина, она записана и очень настаивает. – Одной фразой Татьяна умудрилась сказать многое. Во-первых, она полагала, что Ларисе сегодня более не следует работать. Во-вторых, она пыталась самостоятельно решить эту проблему и, видимо, отправила с извинениями несколько пациентов, перенеся их визит на другое время, но с одной дамой, записанной заранее, справиться не смогла. В-третьих, – и об этом говорило выражение лица и интонации, – дама ей была сильно не по душе и к категории легких, покладистых пациентов явно не относилась. Во всем этом, хотя и не произнесенном вслух, можно было не сомневаться. Татьяна была неплохим психологом, и ее оценки чаще всего совпадали с мнением Ларисы.
Все было так. Но что же тут поделаешь? Лариса не чувствовала себя вправе отказать заранее записавшейся пациентке из-за тревожного состояния собственной души. Кроме того, она хорошо знала, что для людей, обратившихся к ней, иногда решающими бывают не то что дни и часы, но и минуты.
– Ничего не поделаешь, Танюша. Тем более что настаивает она справедливо. – Этой фразой Лариса пыталась заранее примирить себя с новой пациенткой, отринув раздражение, усталость, тревогу и то отношение к ней, которое невольно заложила в ее сознание Татьяна. – Проси и извинись за задержку.
Дверь за Татьяной мягко затворилась и почти сразу же распахнулась снова, но уже совсем иначе: резко и стремительно, словно входящий, а вернее, входящая пыталась с размаху выбить ее, причем возможно – пинком ноги или налетев на препятствие всем корпусом. Уже одно это о многом сказало Ларисе: женщина напоминала сильно сжатую пружину, готовая в любую минуту распрямиться и ринуться в бой, отвоевывая или доказывая что-то свое. Что? Это предстояло выяснить в ближайшее время. Пока же Лариса внимательно, но не в упор разглядывала вошедшую женщину. Та была молода, даже юна, однако старалась казаться старше, а возможно, просто условиями жизни была поставлена перед необходимостью рано повзрослеть и доказывать свою зрелость всеми способами, включая внешность. Истинную внешность ее трудно было разглядеть под толстым слоем нарочито яркой косметики, но тот образ, который она пыталась слепить при помощи макияжа, одежды и прически, Лариса определила как ангельский. Точнее – ангельской блондинки. Блондинки вообще ангелоподобны, и окружающие на бессознательном уровне склонны считать их существами более тонкими, чистыми и беззащитными, нежели брюнеток или, скажем, женщин с рыжими волосами. Однако и внутри одинакового только на первый и невнимательный взгляд милого клана блондинок существовала своя градация. Некоторые из них с успехом вживались в образ «женщины-вамп», успешно конкурируя на этом поприще с самыми жгучими брюнетками. Многочисленная группа других воплощала в себе не знающий тлена образ Мэрилин Монро, это были суперсексуальные блондинки, многократно тиражируемые в пространстве и во времени рекламными плакатами и роликами, обложками ярких журналов; этот типаж внедрялся образцом для подражания (для девочек) и объектом желания (для мальчиков) уже в детское сознание посредством модных кукол Барби. Бесспорно, эта популяция блондинок была самой многочисленной. Были еще фольклорные блондинки – статные, с рельефными упругими формами, как правило, простоволосые, скуластые, со вздернутыми носиками. Были салонные блондинки-болонки – в мелких кудряшках, с остренькими носиками и алыми, нарисованными бантиком губками, жеманные и капризные. Но были и настоящие ангелы. Эти, как правило, обладали удивительными ясными глазами – голубыми, светло-синими или серыми в голубизну, губы их всегда естественно-розового цвета, влажные и слегка приоткрытые, лица почти детские, кожа нежная с легким румянцем, волосы светлы, тонки и легки как пух, иногда слегка волнисты. Они часто носят их распущенными вдоль плеч, и тогда словно сияющий ореол осеняет их миловидные кроткие лица, иногда заплетают в косы или закалывают на затылке старомодным пучком, и это добавляет их образу большую трогательность. Говорят они, как правило, тонкими голосами, тихо, потупив взор. Словом, сходство с ангелами у этой популяции почти абсолютное, и посему отношение к ним бывает, как правило, трепетным, нежным и возвышенным. Мало кому в голову придет заподозрить в этой неземной и бестелесной почти оболочке наличие каких-либо земных слабостей, не говоря уже о пороках. Здесь-то и совершаются самые роковые ошибки. Однако далее рассуждать на эту тему у Ларисы уже не было времени.
Новая пациентка, конечно, не была классическим «ангелом», но старательно старалась им казаться, и уже из этого следовало, что поначалу она будет упорно (а упорства в ней было предостаточно) играть роль. Что ж, подобное было не редкостью в практике Ларисы, и она никогда не стремилась сразу лее разрушить личный миф человека, за дымкой которого тот по разным причинам пытается от всех и, прежде всего от себя, спрятать свое истинное «я». Иногда этого не следовало делать вовсе, ибо личный миф был единственной психологической капсулой, в которой человек мог существовать.
– Садитесь, – обратилась к пациентке Лариса, указывая на удобное (она очень долго выбирала именно такое – исподволь расслабляющее и спокойное) кресло напротив себя. Но продолжить не успела: пациентка заговорила первой:
– Какой смешной тип только что был у вас. Он все кричал про сатану, который караулит где-то рядом. Это что? Вы какие-нибудь такие обряды совершаете? Да?
– Разумеется, нет. Этот человек тяжело болен. К сожалению, помочь ему я уже не могу – здесь работа для психиатра. – Голос пациентки неприятно удивил Ларису. Он был тонким и высоким, но совсем не таким мелодичным, какой бывает у настоящих «ангелов». Напротив, каждое слово, сказанное ею, отзывалось в Ларисе легкой внутренней дрожью, такое испытывают люди, услышав крайне неприятный скрип или свист. К тому же она отчетливо расслышала фальшивые ноты: похоже, входя в придуманный образ, пациентка пыталась говорить не своим голосом, но также возможно было, что эта отталкивающая манера говорить была следствием более серьезных проблем ее сознания.
– Да-а? Жаль! Я, если честно, как раздумала, что вы совершаете какие-нибудь обряды или что-нибудь эдакое. – Она неопределенно взмахнула в воздухе тонкой рукой с длинными ярко-розовыми ногтями – сверкнули на пальцах искры драгоценных камней.
– Какого же рода обряды вас интересуют?
– Ну-у… То есть я уже могу рассказывать, зачем пришла?
– Если считаете нужным.
– Ну да, считаю, иначе зачем же я тащилась сюда и платила деньги. Кстати, имейте с виду, финансовые вопросы меня не интересуют совершенно, то есть я могу заплатить гораздо больше, чем вам платят обычно, намного больше, если, конечно, будет результат…
– Давайте все-таки вернемся к вашей проблеме. Кстати, как мне вас называть?
– Ангелина.
– Вот как? Странно.
– Что здесь странного? Обычное имя.
«Обычное, но не твое, это точно. Вон какую девочка дала реакцию!» – подумала Лариса, но вслух отвечала очень мягко и доброжелательно:
– Странного, конечно, ничего. Имя красивое. Простите, я просто недостаточно ясно выразила свою мысль. Дело, видите ли, в том, что, как только вы зашли, я подумала, что вы похожи на ангела, есть такой тип ангелоподобных блондинок.
