— Но что я все же говорил? Расскажи подробно.
— Зачем? Говорю же: ничего необычного ты мне не сказал.
— Послушай, если я прошу, значит мне это важно. Никогда не отказывай мне, если я прошу, я ведь делаю это не так часто, не правда ли? — это снова был прежний Егор. Слово в слово, интонация в интонацию, хотя, разумеется, интонаций я не могла слышать, но я отлично ощущала их в нервном пульсе подрагивающих строк.
— Хорошо. Ты говорил, что мне угрожает какая-то опасность, но ты не можешь меня от нее оградить, и даже предупредить не можешь — Какая опасность?
— Этого ты тоже не мог сказать — Почему?
— Не знаю. Не мог — и все, и очень страдал из-за этого — И это — все?
— Почти.
— Я сказал: мне нужно все, до мельчайших подробностей.
— Ты говорил о том, что виноват передо мной, но не просишь прощения, потому что сам себя никогда не простишь.
— Допустим, это, на самом деле, так. Ну, и дальше?
— Дальше, ты сказал, что пытался хоть как-то искупить свою вину, но обрек меня не большие страдания.
— Ну!!!
— И все. Еще просил меня подумать и самой понять: что к чему, потому, что сам не можешь мне ничего объяснить. Это все.
— А где мы виделись с тобой, я помню что-то очень странное…
— Да не такое уж странное: на той трассе — На какой?
— На той самой, как я поняла — Вот оно что… Поэтому мне было так неуютно. Мы говорили о том, как это все случилось?
— Нет. Ты не рассказывал, а я не смела спросить.
— Тогда откуда ты знаешь, что это та самая трасса?
— Не знаю. Я ничего доподлинно не знаю, но почему-то у меня была такая уверенность — А как она выглядит?
— Трасса как трасса. Сложная. Вроде бы, на «пике Дьяволицы». Крутой поворот, и сразу — резко вниз. Вот там ты и сидел, рядом с трассой, сразу за поворотом. — наступает долгая — долгая пауза. Я уже жалею, что так подробно описала Егору это проклятое место. Возможно, теперь он переживает все сызнова.
— Да — откликается он, наконец. — То самое место. Ты права…. Но вот что. Послушай меня внимательно. И не просто послушай, а обещай, что выполнишь все, что я сейчас тебе скажу. Мне очень неприятно. Нет, если честно, мне очень больно, когда все это происходит. Когда я теряю контроль над собой, в беспамятстве являюсь тебе, о чем-то умоляю… Понимаешь?
— Думаю, что понимаю. Но поверь, ты вовсе не был жалок — Допускаю. В этот раз. Неизвестно, что будет в другой. И вообще, я не желаю, чтобы ты общалась со мной, когда я не в себе Это понятно?
— Понятно. Но как я могу этого избежать? Не забывай: я ведь тоже в это время сплю.
— Да. Ты спишь. Но есть такие таблетки, которые делают сон настолько глубоким, что человек перестает видеть сны. Я точно знаю, что есть. Достань их. И пей перед сном. Я больше не хочу этих встреч во сне. Ты поняла меня?
— Да — Ты сделаешь это?
— Попытаюсь — Спасибо. Когда — ни — будь я расскажу тебе все сам, но сейчас не надо.
— Чего не надо?
— Не надо тебе знать больше того, чем я тебе рассказываю. Потом ты поймешь, почему. А пока просто поверь мне. Ладно?
— Ладно. Но раз уж так случилось, что я все же выслушала тебя против твоей воли, может, все-таки, объяснишь мне, что ты имел в виду?
— Что именно тебя интересует?
— Каким образом ты хотел искупить свою вину передо мной и почему от этого мне станет только хуже?
— Каким образом… Каким образом… А каким бы ты хотела? Ну, вот скажи честно, что я должен был сделать, по твоему разумению, чтобы ты меня простила?
— Очень просто: вернуться ко мне — Вот, и я так думал — И что же?
— И оказалась полная чепуха!
— Почему?!!!
— Потому что, я вернуться к тебе, как ты понимаешь, сейчас уже не могу никак, и значит…
— Что значит?
— Ничего не значит! Бред и безумие, вот что это значит!
— Помнишь, ты всегда требовал от меня: сказала "а" — говори "б"
— Помню — Так говори: "б"
— Не хочу — Я все равно знаю, что за ним стоит!
— И что же?
— Если ты не можешь вернуться ко мне, то для того, чтобы мы оказались вместе, я должна придти к тебе сама — Откуда ты это взяла?
— Я же рассказывала тебе: картинка в журнале, женщина в церкви, могилы, кресты. Ты не стал слушать… И только во сне умолял меня подумать над этим.
— Над этим…. Потому и прошу тебя: не слушай то, что я говорю во сне — Но я уже услышала, и подумала, и все поняла. Ты ведь это имел в иду, когда говорил, что хотел искупить вину, но снова обрек меня на страдание?
Ведь это?
— Я не буду тебе отвечать — Пожалуйста, можешь не отвечать. Но теперь я знаю точно, что это так.
Только вот страдание — в чем оно? Это смерть? Но ведь можно умереть, не страдая? Разве нет?
— Я сказал: не хочу обсуждать эту тему.
— Но ответь хотя бы на один вопрос — Какой?
— Мы точно окажемся вместе, если я… в общем, покину этот мир?
— Конечно! То есть… не знаю И, вообще, не смей задавать мне такие вопросы! Я не хочу, я не буду подталкивать тебя к этому… Это бред, глупость, наивные мечты дурака, который…
— Который, что?
— Все. Хватит на сегодня. Я не могу больше. Ухожу… Что же ты не спрашиваешь, приду ли я еще?
— Придешь?
— Приду. Ты теперь точно знаешь, потому и не спрашиваешь. Приду, потому что не могу без тебя долго обходиться. Я теперь вечно при тебе.
— Но душа не может вечно находиться здесь, подле меня — Не может, вернее не должна, но будет, не сомневайся…
— Но ведь ей это тяжело — Тяжело? Ей это невыносимо…. Но кто же виноват?! Только я. Я так решил, я так хотел. Так и вышло.
— Но ведь все может измениться?
— Все. Не провоцируй меня, я дважды на одни грабли не наступаю. Ушел.
До скорого…
Я остаюсь одна в чате.
На самом же деле, это совсем не так, потому, что со мной остается теперь ночная тайна Егора.
Теперь это вовсе не тайна.
Я разгадала ее всю, до донышка, несмотря на то, что виртуальный Егор противился этому изо всех сил " Так ли уж противился? — вдруг спрашивает меня кто-то ироничный, и в глубине души я вынуждена согласиться с ним — Нет, не так. Скорее, делал вид, что противится. А сам… "
Но эту мысль я гоню.
