Последний тезис — плод моей абсолютной выстраданной уверенности.
Остальные трое его не оспаривают, но возможно только из сострадания ко мне.
Следовательно, они аккумулировали свои средства на его счету для достижения, разумеется, своих же целей.
Вернее, они предоставляли ему ранее недоступные возможности заработать, а он был не настолько идеалистом, чтобы их упускать.
Меня в этой весьма щекотливой части нашей истории несколько успокаивает только одно: теперь, когда я приняла решение наследовать не только деньги Егора, но и его дело, я вижу, как стремительно тают эти «нечаянные» средства, и не очень сожалею об этом.
Более того, я с нетерпением жду часа, когда на моем, теперь уже счету, не останется ни одного из этих дьявольских пиастров, можно будет спокойно подводить итоги, и с помощью Гвидо строить новые схемы.
Согласно первому распоряжению Егора, в случае его смерти, все эти средства переходили частично — его вдове, частично — хорошо известной нам фирме. У них, очевидно, не принято было доверять до конца друг другу, и для того имелись веские основания.
Но именно здесь начинается самый страшный и самый загадочный эпизод нашей сказки, над которым мы, по-прежнему дружно ломаем головы.
— Стала ли гибель Егора следствием несчастного случая, возможно и хладнокровно заложенного в его подсознание, что в принципе, допустили, приглашенные нами эксперты? Или же его банально убили, каким-то дьявольским способом столкнув с опасной кручи? — Я все же склоняюсь к первой версии. — Егор был отменным спортсменом и очень крепким физически человеком. Попытайся кто, действительно напасть на него, следы борьбы были бы неизбежны — но Гвидо перебивает меня — Тогда зачем понадобился этот фокус с запоздалой отправкой электронной почты? Нет, он чувствовал опасность. Возможно, догадывался о том, что покушение запланировано именно на тот проклятый день, и решил обмануть их напоследок. Если бы все обошлось, то через три часа он был бы уже в номере и спокойно мог отменить отправку распоряжения. Если бы его худшие подозрения оправдались, что собственно и произошло, через три часа уже некому было отменить отправку почты, и умная машина сделала свое дело.
— Да, — соглашается с ним Михаил. Он был в Швейцарии, и наблюдал за повторным, более тщательным расследованием гибели, которое проводило уже частное агентство по моему настоянию. — Там тоже не все гладко. Нет ни каких следов, это правда. Но существуют десятки способов вырубить человека на несколько секунд, даже не попадаясь ему на глаза: лазеры, и прочие электронные штучки. А на таком вираже на секунду ослабленное внимание может оказаться фатальным. К тому же есть, некое косвенное доказательство. На подъемнике заметили, что вместе с Егором в последнюю вагонетку запрыгнул некто в красном костюме инструктора. Это даже несколько успокоило людей на подъемнике. Потому что близилось ненастье, и одинокий лыжник подвергал себя риску, хотя остановить его еще не было законных оснований: заперт пришел через насколько минут, после того, как вагонетка достигла вершины. Но вот «красный» лыжник куда-то пропал.
— Но ответьте мне тогда на простейший вопрос, если Егор чувствовал, что подвергнется нападению именно в этот день, зачем он вообще отправился на маршрут? Отказ не вызывал бы ни у кого ни малейших подозрений. С утра все только и говорили о том, что погода резко портится… — не унимаюсь я — А ты, разве, не лучше всех нас знала Егора? Попробуй рассуждать с позиций его логики. Он лишен сентиментов, знает, с кем имеет дело, и понимает, что обречен. Бежать в полицию, возвращаться в Москву, информировать меня — все пустые хлопоты. Они все равно найдут способ убить его, но в случае, если почувствуют, что он знает и собирается противостоять этому, наверняка будут действовать осторожнее вдвойне, и главное, найдут способ, обезопасить завещание от внесения корректив. Это главное. Он это понимает, и решает принять смерть по их первоначальному плану, но крепко «надуть» их в главном. Кажется, так говорят у вас в таких случаях — «надуть»?. И он победил! — с логикой Гвидо спорить трудно. К тому же я вспоминаю свой давешний сон, еще там, у себя дома. Егор ведь говорил что-то подобное, про обман и про победу. Что ж, возможно, все было именно так.
— Но, в принципе, это не имеет такого уж принципиального значения, — примирительно говорит Гвидо — меняется ведь только степень мужества, проявленная Егором — то ли он шел на маршрут не зная, способа казни, то ли он отправлялся, поняв, что запрограммирован на гибель, и с этим уж точно ничего нельзя поделать. Но в любом случае, он что — то знал, или по, крайней мере, чувствовал, отсюда и фокус с электронной почтой. Проверить эту хитрую программу в памяти компьютера, они не догадались.
— И тогда они попытались спорить с банком?
— Не — е — т! Что ты! Даже они понимают, что это бесполезно, если первоклассный банк принял решение…
— Но первоклассный банк ведь не сразу принял решение?
— Ну, это детали, касающиеся наших внутренних взаимоотношений. Важнее то, что мы его приняли, и адвокаты, ушли ни с чем, собственно с тем, на что и рассчитывали. Иначе, они прислали бы более маститых.
— Да. И началась изощренная атака на тебя — адвокат смотрит на меня, словно до сих пор не верит, что я выстояла.
— Да не смотри ты так, — не выдерживаю я, — нет тут моей прямой заслуги, я же шла пить эти Мусины таблетки, только молилась перед этим так, как никогда в жизни, и Господь, а вернее, Матерь Божья послала мне избавление — Своеобразное, надо сказать. — впервые за весь вечер подает голос Игорь. Третий мой гость сегодня.
— Не богохульствуй, прошу тебя!
— Ну, хорошо, не буду. Но ты к счастью, не видела своей физиономии, а вернее того, что от нее осталось, после этого чертового маньяка — наркомана.
Самое страшное было горло — там классически разрез — от уха к уху. При таких, не выживают, как правило. Все остальное волновало меня меньше. Я например, был уверен, что этот подонок выколол ей оба глаза, но на это было тогда плевать. Пусть слепая, главное, чтобы жила.
— Ну, ничего себе — плевать! Я не имел чести знать мадам ранее, но теперь ее лицо достойно украшать обложки лучших журналов.
— Спасибо, Гвидо! Но пока это еще не мое лицо.
— Ничего, привыкнешь. Еще удивляться будешь, глядя на фотографии прошлых лет: кто это там такой корявенький?
— Ну, знаешь, корявенькой я никогда не была…
— Знаю, знаю, успокойся. Уж я — то единственный из всех знаю.
— А к слову, почему ее привезли к вам в клинику, ведь могли — куда угодно… и не было бы лица с обложки… И вообще ничего не было, этот тип, он, между просим караулил свою бывшую подружку с твердым намерением ее укокошить. Попытки, должен сказать, предпринимал неоднократно.
— И его не забрали в полицию? — этого Гвидо понять не может — Нет, у нас не любят возиться с психопатами, а у него стопроцентная справка из психушки. А к нам доставили, точно по провидению Божьему.
