— Не сделает, — неожиданно отозвалась Габриэль, которой история местного нотариуса Дюваля, его болезненной жены и бойкой секретарши была хорошо известна.
— Почему? — Софи все еще пребывала в задумчивости.
— Мадам Дюваль прежде убьет его.
— Мой Бог, что ты такое сказала сейчас, цыпленок?
Софи наконец стряхнула с себя оцепенение и в изумлении уставилась на дочь. Впрочем, Габриэль, похоже, и сама не очень-то понимала, что за слова только что сорвались с ее губ. Однако повторила более уверенно:
— Мадам Дюваль убьет своего мужа.
— Но откуда ты можешь это знать, поганка?! — Изумление Софи готово было смениться гневом. Слишком уж странным было поведение дочери.
— Не знаю, — честно ответила Габи. Но, подумав, упрямо добавила: — Отравит. Вот увидишь.
Через три дня маленький Довиль был взбудоражен жутким известием.
Анри Дюваля, местного нотариуса, нашли мертвым в его собственной спальне. Следствие было коротким. Оно без особого труда установило, что причиной его смерти стало отравление. Кто-то подмешал смертельную дозу снотворного в красное вино, которое нотариус пил за ужином. Мадам Дюваль, хрупкая, болезненная женщина, дочь известного парижского адвоката, в конторе которого служил когда-то мэтр Дюваль, была арестована.
Она не пыталась отрицать своей вины.
21 января 2001 года
Индийский океан, о. Маврикий
— Простите меня, сэр Энтони, но через несколько минут мы будем заходить на посадку. Хотите кофе? — Темнокожий стюард слегка дотронулся до плеча Тони.
— Я уже не сплю, Брайан. Кофе не надо.
Тони рывком поднялся с импровизированного ложа.
На время ночного перелета одно из кресел в салоне его «Falcon»
[10]
раскладывалось, превращаясь в мягкое, широкое ложе. За десять, без малого, часов полета выспался он отлично. Пушистый легкий плед полетел на пол. Тони хрустко потянулся и, плюхнувшись в другое кресло, рывком отодвинул шторку иллюминатора.
Маленький салон самолета немедленно затопило яркое солнечное сияние.
На секунду Тони зажмурился, а когда глаза вновь обрели способность видеть, он завороженно приник к иллюминатору, наслаждаясь открывшейся картиной.
Свод небес и бескрайняя гладь океана внизу казались единым волшебным пространством. Золотисто-голубым и абсолютно прозрачным. Если бы серебристое крыло маленького «Falcon» не заглядывало в иллюминатор, ирреальное ощущение одиночного парения в небесах было бы полным. Самолет между тем снижался, заходя на посадку.
Дивное ощущение пропало.
Тони различил внизу легкую рябь на глади бирюзовых вод и крохотный остров в бескрайнем просторе. На следующем витке стали заметны еще несколько клочков суши, ослепительно белых в лучах горячего африканского солнца.
Дальше наблюдать за снижением Тони не стал.
Это было неинтересно.
К тому моменту, когда шасси самолета мягко коснулись посадочной полосы, он как раз успел привести себя в порядок и переодеться в легкий чесучовый костюм бледно-жемчужного цвета.
Лайнер стремительно преодолел широкую ленту раскаленного асфальта и замер возле стеклянного здания аэропорта.
— Порт-Луи, сэр Джулиан. За бортом — плюс тридцать семь по Цельсию, влажность…
— Можешь не продолжать, мой мальчик, я слишком хорошо знаю их чертово лето.
— Да, сэр… Здесь все без изменений. Автомобиль господина Потапова у трапа.
— Автомобиль?
— Да, самому господину Потапову рекомендовали встретить вас за линией эмиграционного контроля.
— Святая Мадонна! Представляю, в каком он настроении!
Настроение самого Энтони Джулиана осталось превосходным.
Улыбаясь, он шагнул на трап самолета, отточенным жестом надвигая на глаза широкополую шляпу из тонкой итальянской соломки.
Ослепительно белый лимузин ждал внизу. Это был «мерседес» представительского класса, с корпусом чуть длиннее, чем у серийных моделей, и затемненными стеклами. К тому же машина была бронированной.
«Все — как в Москве. Они консервативны хуже британцев, эти русские, — подумал Тони. — И только цвет — с поправкой на местные условия».
Офицер эмиграционной службы почтительно принял паспорт из рук именитого гостя и здесь же, у трапа, ловко примостив планшет на колене, сделал в нем необходимые отметки.
— Добро пожаловать на остров Маврикий, мистер Джулиан!
— Спасибо, друг мой.
— Встречающие вас господа ожидают…
— Я уже знаю… Им совершенно незачем жариться на вашем убийственном солнце. — Тони понимающе подмигнул офицеру, и тот с облегчением сдернул с лица дежурную улыбку, заменив ее благодушным, приветливым оскалом.
* * *
— К вам все еще относятся с подозрением, Серж?
— Чертовы макаки. Если бы вы знали, Энтони, сколько денег я закопал в этот Богом забытый остров…
— Ну-ну, не преувеличивайте, дружище! Иисус не только не забыл о существовании этого клочка суши, но и сыплет на него иногда щедрые дары. Эта задумчивая жердь — мистер Хинд, не случайно торчит здесь, представляя «Barclays»
[11]
. С его связями и родословной — давно мог сидеть в Лондоне и наслаждаться конными прогулками в своем любимом Hyde Park
[12]
. Однако ж торчит здесь. Задыхается от жары и протирает штаны в офисе, который снаружи больше похож на сарай. Почему бы это?
— Да-да, Тони, можете не продолжать! Я все знаю про офшорную зону, про перспективы, которые возлагают на слияние крупных юго-восточных банков и переход под их контроль известных европейских — вроде «Midland». И про то, что эти акулы не случайно выныривают в наших водах. Но…
— Я понимаю. Хинда приглашают на государственные приемы, а вас — пока нет.
— Именно. Хотя…
— Хотя ваш вклад… хм… скажем так, в экономику острова намного превосходит объем финансовых операций, которые осуществляет здесь «Barclays». Но погодите, Сергей, не все сразу. Вы, русские, вопреки собственной поговорке хотите не только быстро ездить, но и быстро запрягать.
— От вас научились.
— Это правильно, учиться нужно… Какого дьявола, Серж, вот же она, у вас под носом?!
Последнее восклицание не имело отношения к экономике островного государства Маврикий… Справа по борту яхты творилось нечто невообразимое. Даже для экзотических просторов Индийского океана.
