Мой ад — это он. Я боюсь за него, что он не выдержит такой боли и страданий. Зачем он так дергается и переживает. Почему не может забыть?.. Ведь уже все прошло. Да еще это заболевание! Он такой чувствительный. Такой впечатлительный.
Мой бог, мой Аполлон, мой да-винческий Давид».
На следующий день мы сидим в кинотеатре «Ударник» (видимо, хотели назвать «Барабанщик», но не додумались). В зале полно зрителей, все забито, темнота. Ее рука касается моего колена и незаметно крадется вверх. То есть — вниз. Водит ладонью по бедру. Это отвлекает и возбуждает. Я думаю: о чем я думаю? Должен я это допускать или нет. Или это переступление.
Я говорю:
— Лита.
— А, да, — опоминается она, но руку не убирает. Я смутно понимаю, что происходит на экране, но — хочу понять.
Рука опять начинает красться наверх. Фильм называется…
— Убери руку…
— Она тебе мешает? — шепчет она. Я сам убираю ее руку.
— А можно я возьму своей рукой под твою руку — тебя?
Я пытаюсь осмыслить фразу, на экране крик, стрельба, его предали. Она под шум происходящего просовывает руку мне под мышку и ласково устраивается там. Я смотрю на ее профиль, губы. Она боится повернуться ко мне и делает вид, что ничего не произошло. Потом пытается отвлечь маневром.
— Алешенька, тебе нравится кино?
— Да, я люблю Пачино.
— Как жаль, что его застрелили.
И я не понимаю, ей действительно жаль или она просто говорит, чтобы я не имел «врезки» — сказать ей «убери свою руку». Она гладит меня ниже локтя, кисть, внутреннюю часть ладони.
У нее очень нежные пальцы. Я стараюсь не возбуждаться. Пачино лежит с простреленным лицом в больнице. Ему дарят щенка, который вырастает в большую собаку. Все хорошо, что хорошо кончается.
А как все кончится у нас? Я опять смотрю на ее выточенный профиль. Уже все кончилось, был конец. Она опять умудрилась — после конца — начать все сначала. Удивительная девушка, я слабый, как лист, как финик, как… мужчина.
Мы выходим на белый свет после конца фильма. После конца у нас было начало.
Лите надо ехать в венерический диспансер. Не хочу ли я ее проводить? Как трогательно. У нее сегодня конец лечения, проверочный мазок. Конец начала.
Раздается звонок и слышится радостный голос:
— Алешенька, я здорова!..
— Можешь заражаться опять, — мрачно говорю я.
— Но сначала был такой кошмар. Меня осматривала простой врач и сказала, что есть сильные выделения и, значит, я опять не вылечилась. Потом пришла Ангелина, я начала плакать, она стала брать мазки. Они были абсолютно чистые, оказалось, что от такого количества антибиотиков у меня началась молочница, которая дает молочные выделения. Но это пустяк, Ангелина даже не считает ее заболеванием. Как хорошо, что все хорошо кончается.
— …
— Прости, Алешенька, я не то сказала. Совсем не то. Я просто ужасно переволновалась. Я приеду к тебе, если можно?
— Нельзя.
— А почему?
— А разве что-то изменилось?
— Я — здорова.
— Живи и радуйся. Моя голова, к сожалению, еще не выздоровела. Она еще заражена твоим приключением.
— Алеша, не думай об этом. Я вот…
— Знаю, ты ни о чем не думаешь.
— Это не так. Я все время думаю — о тебе. Просто переключись и думай о приятном.
— Ты научишь как? Я не могу ни о чем другом думать, пока их не посадят.
— Их посадят… Если ты разрешишь мне приехать, я научу тебя как.
— Что — как?
— Переключаться…
— Тебе, кажется, надо опять принимать таблетки?..
— Одно другому не мешает.
— Ты уже стала экспертом в венерологии?
— Гинекологии, слава богу…
— А причина какая была? Какая была причина?
— Ве-не-ри-чес-кая… — задумчиво говорит она и тут же перескакивает: — Алешенька, у меня есть еще билеты на три фильма.
Мы ходим и смотрим фильмы. В конце недели она не выдерживает и говорит:
— Я хочу тебя…
Я хотел эту женщину, девушку и не мог пересилить себя, заставить себя к ней прикоснуться. А грудь, как назло, выпрыгивала из ее обтянутой кофты.
— Очень хочу… Только чтобы все было по-нормальному, а не смазано…
— Это как же?
— Чтобы ты ни о чем не думал и только хотел меня. Как тогда…
— Стань такой, какой ты была до девятого мая.
Слезы наворачиваются на ее глаза.
— Но это невозможно.
— Правильно. Не правильно… Значит, невозможно, чтобы у нас все было нормально.
— Ты хочешь бросить меня?
— У нас ничего никогда уже не будет нормально…
— Ты хочешь, чтобы я перестала тебе звонить и дергать?
— Я не знаю, что я хочу. Но с тобой об этом делиться не собираюсь.
— Хорошо, я не буду тебе звонить…
Через час раздается звонок.
— Алеша, я не могу даже дышать без тебя.
— Как жаль, — искренне говорит Алеша, слабак, который не может заточенным топором перерубить нить.
Что же это за ненормальные чувства такие?
Пришел июль, исчез июнь. Сессия как-то скомкано, но сдана. Папа достает: что ты будешь делать целое лето? Неужели целое лето ты ничего не будешь делать? Мама через неделю выписывается. Он сидит напротив меня, и его «краля» подает обед.
Я смотрю в какую-то точку отсутствующим взглядом. Рука пришла, поставила тарелку и ушла.
— К тебе обращаются.
— Спасибо, я не голодный.
— Ты прежде всего — неблагодарный. Она полдня готовила, старалась. Чтобы тебе понравилось. Чтобы тебе угодить.
— Я не могу насильно заталкивать в себя. Но я вам благодарен, Люба.
— Все никак не выбросишь из головы!
— О чем ты?
— Ты прекрасно знаешь, о ком я.
— Ничего страшного, попозже поедите. Когда аппетит появится.
— Что ж ты хрупкий такой?! Или в Москве мало девочек? Все перевелись? Только одна осталась, слабая на передок…
— Ее изнасиловали…
— Ты свечку держал? А тебе не приходило в голову, если она сама пошла, так сказать, продолжить вечер.
Я вздрогнул. А что, если…
— Ее слегка резко распяли. Она не ожидала такого поворота и…
