— Тогда — дамский угодник: шоколад, — почувствовав накаленные вольты, перевел разговор Марек.
Я взял несколько крекеров, которые таяли во рту. «Почему у нас таких не делают?» — подумал я.
Марек попросил Литу пересесть в кресло, открыл диван и стал показывать образцы из «пришедшей партии».
Меня поразило, с каким профессионализмом Лита соображала в вещах. Как она разбиралась в европейской и отечественной моде.
— Что тебе нравится? — спрашивает Марек, разливая нам водку. Я достаю сушку из кармана и протягиваю ему. Он делает останавливающий жест и протягивает мне крекеры.
— Ни-че-го.
— Почему?
— У меня нет денег. А деньги, как сказал мудрец…
— Это шестое чувство, без которого кисло с остальными пятью.
Я медленно опрокидываю водку в рот. И закусываю отечественной сушкой. Не потому, что я патриот.
Марек берет меня за плечи:
— Алеша, мне не нужно от тебя сейчас никаких денег. Нет! Скажи только, что тебе нравится или может пригодиться. Отложи, потому что завтра все это уже расхватается, — Москва ненасытный бездонный рынок. Когда продастся, уйдет, потом со мной рассчитаешься.
— А если не уйдет?
— Вернешь и забудешь.
— Что ты, Алешенька, сейчас это самое модное! В туалете… то есть на Неглинке, за это безумные деньги платят.
— За что?
— Джинсы с плетеными карманами, кофты-лапша, это самый крик, мохеровые свитера.
— У тебя умная консультантка.
— Что такое «лапша»?
— Тонкая, обтягивающая кофта, вязанная в английскую резинку.
Лита смелеет:
— Скажите, а можно Леше взять несколько, а потом рассчитаться и взять еще?
Я смотрю на нее в упор.
— Алеша… я только спросила.
— Алеша может взять не несколько, а много, сотню, сколько он хочет. Хоть все. И рассчитаться потом.
Лита моляще смотрит на меня и шепчет губами: я все сделаю…
Я оглядываю ее фигуру, колени, бедра и думаю.
— Лита, что тебе нравится? Выбирай.
Она чуть не вылетает из кресла от радости, но сдерживается.
— Это английские джинсы? — спрашивает она Марека. Он кивает. — И сшиты в Англии, сто процентов коттон и так далее?
Я смотрю на нее с нескрываемым изумлением. Марек кивает:
— В этом доме — на будущее — все только высшего европейского качества, подделок не бывает. У тебя деловой партнер, Алеша!
— Тогда можно взять… пять.
Марек улыбается.
— Пять вы будете брать с Алешей себе, чтобы носить. Дома, на улице, в гости.
«Кому она продаст пять?» — с ужасом думает внезапно трезвеющая голова. Моя.
— Как насчет пятидесяти? Тогда я смогу дать лучшую цену. Сто, двести, сколько?
О чем они говорят?!
— И все в кредит?
— Я думал, такая деловая дама не любит повторяться.
— Я согласна… То есть, Алеша, я справлюсь.
Я не верю своим ушам.
— Давай пять тысяч!
— Пять тысяч у меня нет, есть только тысяча.
Я смеюсь.
— Что так мало?!
Он наливает водку снова и садится рядом.
— Будь один раз галантным джентльменом: откинься в кресле, расслабься, выпей водки и дай даме выбрать все, что ей нравится. Дай ей полную свободу. Не бойся, все, что останется, вернешь!
Он не знал, кому хотел дать полную свободу!.. Она сидит и что-то быстро на губах считает.
— И давай не тянуть, мне еще дорогих гостей везти в ресторан на обед.
— Извини, я тебя задерживаю.
— Я потерплю.
Она смотрит мне в глаза, а я с водкой в руках киваю. Без водки — я бы точно не кивнул.
— Пятьдесят пять пар джинсов, трех размеров, двадцать пять кофт, двадцать пять свитеров, сто пар колгот, тридцать батников, тридцать упаковок резинки и…
Она останавливается под моим взглядом и замирает. Потом продолжает по инерции:
— …Женские платки, если есть другие цвета, Алеша возьмет пятьдесят.
Марек, как самое обыкновенное в жизни, достает большие нейлоновые сумки, громадные пакеты из всех потаенных мест, ложбин, углов и полок начинает собирать заказ.
— Кого ты ведешь на обед? — чтобы что-то сказать, спрашиваю я.
— Ты их не знаешь: Алексей и Лита. Я не привык встречать гостей с пустым столом.
Он выкладывает все на диван, она выбирает цвета. И потом быстро и аккуратно все складывает. Получается компактно.
Мы едем на его «форде-таурусе» в «Националь», доставшемся ему в наследство от его дипломатических родителей, вернувшихся в Варшаву.
Метрдотель кланяется Мареку, и нас проводят сквозь кордон. Стол великолепно накрыт, он заказал заранее.
— Неужели я тебя удивил? — смотрит на меня Марек.
— Таким столом — еще бы!
— Наконец-таки.
На Литу начинают оборачиваться взгляды. Она немного ежится. Марек достает из пакета шелковый, расписанный французский платок и набрасывает ей на плечи.
— Здесь бывает немного холодно.
Я сажаю ее спиной к залу, оценивая такт Марека. Ее грудь, затянутая в тонкую шерсть, не может не привлекать внимания.
Стол накрыт на шестерых.
— К нам, может, позже присоединятся, — отвечает он на мой взгляд.
На столе бутылка обледеневшей «Столичной», венгерское шампанское из муската и бутылка итальянского вермута. Марек что-то шепчет стоящему навытяжку метру, и через мгновение Лите приносят апельсиновый сок в тонком хрустальном графине, который днем с огнем по всей Москве не сыщешь. И рядом ставят хрустальный бокал. У нее от удивления округляются глаза.
— Я так понял, наши пристрастия — не ваши пристрастия, и взял на себя смелость принять историческое решение — заказать вам сок.
Я еще раз поражаюсь его знанию русского языка.
— Спасибо! Водку я пью только под запеченного фазана!
Я удивляюсь, что Лита умеет шутить. Похоже, я всему поражаюсь и удивляюсь в этот вечер. Есть повод, по которому стоит…
— А я знаю место, где подают фазанов и медвежатину — в Архангельском, там есть усадьба.
Метрдотель наливает Лите апельсиновый сок. Она обнимает плечи платком и смотрит нерешительно и одновременно не сдерживая возбуждения на меня. На губах — свежая помада.
Мэтр спрашивает взглядом Марека и после кивка открывает «Столичную».
