— Пора выпить за девушку моего друга с экзотическим именем Лита.
Лита раскраснелась от всеобщего к ней внимания.
— Алеша, мне так приятно. Спасибо, Вивьен.
К нашему столу кто-то опять приближался.
— Не танцуют, обе, передай всему залу, — сказал небрежно Марек.
«О, большой будет бой», — подумал с приятностью я.
Вивьен выпила второй бокал водки и бокал шампанского.
— Марек, ти думаешь, я фас догнала?
Мы рассмеялись. Она откусила Литин бутерброд.
— Как вкусно, я знаю, это Марека спешиалите. Как это будет по-рюсьски?
Принесли жюльены и запотевшую бутылку новой «Столичной».
— Алеша, мало уделяешь внимания дарам моря, нужно выпить.
Душе нужен загул, ох как нужен. Загул! Марек наполнил бокалы и оглядел нас.
— Позвольте мне вас спросить, Лита: вы бы на кого-нибудь променяли Алешу?
Она даже вздрогнула, не поняв, что это тост.
— Никогда в жизни!.. — слегка драматично произнесла она.
— А ты, Вивьен, променяла бы меня на кого-нибудь?
Она выпрямила плечи, элегантные плечи.
— Да, на Алексея…
И она коснулась пальцами моей руки.
— Вот видишь, Алеша! Так выпьем за верных девочек в России и неверных мамзелей во Франции.
Раскаты смеха, звон, дыхания. Я помедлил, задумавшись.
— Ты не хочешь выпить за верность в России?
— Я думаю, это зависит не от национального колорита, а от индивидуума.
— Он хочет выпить со мной на брюдершафт, — предложила Вивьен. — Чтобы он говорил мне «ты».
Она переплела наши руки, и мы выпили до дна водку. Потом наклонилась и, не закрывая глаз, поцеловала меня в губы.
Марек произнес:
— Темп ты взяла, Вивьен, явно космический. По-моему, ты уже всех перегнала. Покушай жульен и охладись ледяным шампанским.
Лита улыбалась.
— Я никогда не видела, как тебя целуют другие женщины. И всегда хотела увидеть. И почувствовать, что они чувствуют. Так же, как я? Умирают ли от счастья. Задыхаются ли они от счастья и от…
Вивьен, услышавшая долетевшую фразу, сказала:
— Я могу поцеловать его еще раз, чтобы было понятней, — и она, наклонившись, поцеловала меня в губы. Задержавшись чуть дольше, чем положено. На сей раз закрыв глаза.
— Как тебе диоровская помада? — спросил с интересом Марек.
— Не почувствовал, — ответил с улыбкой я. Самое поражающее, что Лита абсолютно и никак не ревновала, а даже получила удовольствие от нашего поцелуя. Ее лицо застилала медленная, чувственная, откровенная, притягивающая улыбка.
— Похоже, пора пить за дружбу Франции и России и л’амур де труа!
— Я согласна! — Вивьен подняла бокал.
Лита взяла бутылку, опередив Марека, и капнула себе в сок немного шампанского.
— Ты не против, Алеша? — никак спросила она.
— Почему он будет против, если тьебе будет хорошо? — спросила Вивьен.
Мы рассмеялись.
— Это долго объяснять, — сказала Лита.
— В России столько условностей. Надо жить сегодня, зафтра ничего может не бить. Надо пить, гулять, красиво одеваться и…
— И? — спросил Марек.
— Вот за это «и», каждый добавив свое, мы и выпьем.
Она перешла на обычные рюмки. Но водку все равно запивала шампанским.
Я смотрел на нее с мягкой улыбкой. Она попросила паштета.
— У меня двье половинки в душе: одна полофинка рюсьская, другая — французская.
— А посередине? — спросил он.
— Это не душьа, это для Марека! Отдушина… — отмахнулась она.
И мы рассмеялись. Ее лицо было достаточно выразительно.
— А для Алексея? — спросил он.
— Что для Алексея?
— Что у тебя есть для Алексея?
— Я.
— Смогла бы с ним ночь провести?
Она вскинула удивленно брови.
— Еще как! И не одну! Но у него есть своя богиньюшка. Поэтому, Марек, налей бокалы…
Он исполнил.
— …Я хочу выпить за абсолютную красавицу, очарофавшую меня, по имени Лита!
Она наклонилась и поцеловала ее в щеку.
— Я завидую твоей ночи, Алексей, — задумчиво сказал Марек. И дуализм сказанного даже я не сразу понял. (А поняв, так и не понял, что он хотел сказать.)
На горячее Марек заказал осетрину, запеченную по-прибалтийски.
Я смотрел на модные часы одетого, как с картинки, Марека: полночь. Я не хотел даже думать, как мы будем добираться домой. С какими приключениями.
— Марек, у меня в машине французский наполеон, мама привезла из Парижа, я хочу угостить твоих друзей. Надеюсь, что Лита не бережет своя фигура и этим занимается Алексей.
— Не в бровь, а в глаз, поэтому у нее такая фигура, что ею занимается Алексей!
— За Алексея и Литу! — произнесла тост Вивьен.
Принесенный французский наполеон таял во рту, разрезанный метрдотелем.
— Маречек, я хочу немного ликера — после такого обеда. У меня в машине…
— …Мама привезла, я уже принес, твой любимый «Гран-Марнье,» — и он достает из пакета бутылку.
— Ты такой очаровьашка. — Она улыбается.
Вивьен заставляет нас всех попробовать ликер и обязательно Литу.
— Я хочу, чтобы ви попробовали французская жизнь.
Ликер имеет необыкновенный вкус и странный аромат. Она наливает мне еще и еще, чувствуя, что мне нравится.
Два часа ночи, мы остались одни в зале, я удивлен, что нам никто не осмелился сказать любимое национальное словечко «закрыто».
И отвожу Марека в сторону.
— Марек, я хочу вас угостить, только…
— Ты с ума сошел, еще одно слово, и я вообще перестану считать тебя своим другом. Я пригласил вас на обед, а ты будешь платить? Обрети «шестое» чувство, тогда будем говорить. А пока, даже без «шестого» чувства, я хочу, чтобы ты воспользовался остальными пятью. Вот тебе ключи от моей квартиры, комнаты. Я поеду к Вивьен. Возьмешь мою машину, только не носись, как на своей. После выпитого. А завтра я приеду с Вивьен, и мы съедим поздний завтрак вместе.
Уже через зал несли макси-пальто Вивьен и мини-пальто Литы. Бойцов не осталось!
Сначала я не понял, где я и как я здесь очутился. Высокие гардины закрывали единственное высокое окно, и свет в комнату не проникал. Грудь упиралась мне в плечо, но чья это грудь? А кто это целует меня сверху в губы, если грудь и голое тело сбоку? Кто-то отдергивает штору, свет льется, мчится в комнату.
