— Я не хотел навязываться…
— Тогда завтра, в шесть. Спасибо за… Мне очень понравился этот вечер.
И она, взглянув на меня, повернулась, поднялась, опять повернулась и скрылась за массивной дверью подъезда.
Я в раздумье бреду по набережной. Холодина, надо купить зимние сапоги. Я все хожу в осенних. С прошлого сезона. А сезоны меняются…
Я просыпаюсь поздно и удивляюсь, что мне дали выспаться. Вспоминаю… Хорошее название: «Дамы на сезон». В доме никого нет. Холодно, выбираться из-под пледа совсем не хочется. Я погружаюсь в глубину и думаю и вдруг вспоминаю, что не помню, где у меня номер ее телефона.
Встаю, ищу, но не нахожу. Звоню Максиму, но его нет на работе. Ровно в шесть вечера я стою перед консьержкой и говорю:
— Вы не могли бы позвонить и попросить Викторию Богданову спуститься.
— Ходют тут всякие, — ворчит консьержка.
— Я не всякий, — говорю я, — я — разный.
Ей это нравится, и она, спустившись с «высоты», звонит наверх.
Вика снисходит в длинной юбке и черной гарусной кофте.
— У вас еще и дар: вы предчувствуете события?! — Она совершенно не удивлена, что видит меня в своем подъезде. Как будто я там стою скульптурой, к которой она привыкла.
— Это как?
— Мамуля хочет вас пригласить. Она готовит одно из двух коронных блюд — большие чебуреки.
— За что такая милость?
— Сказала, что «сто лет не пила такого вкусного вина».
Хотя я догадываюсь, что причина совсем другая.
— Но она совершенно не понимает в винах!
(Подтверждает, не понимая, Вика мое «непонимание».)
— Я не одет.
Она осматривает меня с ног до головы, спокойно.
— На вас модные джинсы. По-моему, вы одеты. Голый мне представляется несколько иначе.
— Надо купить цветы, шампанское.
— Цветы сейчас даже вы нигде не купите. Шампанское она не пьет. Зато — сюрприз — есть две бутылки токайского вина. Вас всегда так долго надо уговаривать?
— Да, — честно признаюсь я.
Она берет меня трогательно за руку и заводит в лифт.
— Куда идет молодой человек? — раздается скрипучий голос. Как из подвала.
— На крышу, — смеется Вика, — поправлять цветные гирлянды на транспаранте.
— Это полезное дело, — соглашается консьержка, — хоть один рабочий парень появился.
— О вашей личной жизни касательно вас — она сказала «ходют тут всякие»…
— Она это абсолютно всем говорит. Пуля просвистела мимо, — шутит, улыбаясь, Виктория.
— А что на транспаранте написано?
— «Коммунизм был, есть и будет!»
«Как мудро, — думаю я. — Как просто и мудро!»
Мы поднимаемся на девятый этаж, и она звонит в массивную обитую дверь. Нам открывает женщина, улыбку которой знает вся страна. Мы стоим в коридоре, залитом ярким светом и уставленном стеллажами.
Она рассматривает меня в упор и говорит:
— Я — Зоя Богданова. А вас как зовут, молодой человек?
— Алексей.
Она переглядывается с Викой. И что-то они там читают в глазах друг у друга. У меня плывет в голове, что я рядом с такой актрисой.
Наконец, они кончают чтение глаз и обращают свои взгляды ко мне.
— Раздевайтесь!
— Раздевайтесь.
— Заходите!
— Простите — что раньше?
Знаменитая актриса поворачивается и говорит:
— Я вас хочу поблагодарить за замечательное вино.
— Вам понравилось?
— Я еще не пробовала, но уверена, что оно замечательное.
Я гляжу на Вику.
(Он скромно улыбнулся: это была старая классическая московская интеллигенция, в лексическом словаре которой не было отрицательных слов или понятий. Для гостей. Интеллигенция, которой уже не осталось: ее либо уничтожили, либо она вымерла. И он почувствовал себя уютно. Совсем тепло, как давно не чувствовал себя дома, и расслабленно.)
— Викуля, где гостю будет удобней — в зале или на кухне, она же столовая?
Квартира была большая. Это определялось по длинному просторному коридору и широкому холлу.
— На кухне, конечно, — ответил я за «Викулю».
— Я там жарю чебуреки. Вы любите их? У меня особенные… А Вика будет мне помогать и вас развлекать!
Мы прошли на кухню, хотя это действительно напоминало столовую — с финским гарнитуром. Раскатанное тесто, ароматно пахнущее, лежало на вспомогательном столике. Мы сели за большой округлый стол.
— Голубушка, ты рано села. А обслуживать гостя, ладно уж меня?! Желаете аперитив? — Она смотрела добрым взглядом мне в глаза.
— Это что такое?
— Аперитив — это…
— Алеша! Мамуля, он прекрасно знает, — Виктория укоризненно-насмешливо смотрела на меня.
— Простите… — Я склонил голову.
— Что вы, я люблю шутников!
— А что есть на «аперитив»?
— Это Викуля у нас заведует баром, я в этом не понимаю ничего. Знаю, что есть все!
«Заведующая баром» улыбнулась.
— Я не знал, что вы распоряжаетесь спиртным…
— Есть деликатес: водка, настоянная на красной калине.
— Стопку, пожалуйста.
— Большую или маленькую, хрустальную или серебряную?
— По вашему усмотрению. — Я был поражен.
— Мамуля, а тебе?
— Если Алексей откроет бутылку, я с удовольствием попробую вина, о котором столько наслышана.
Я посмотрел смущенно на Вику. Юная наследница уже подавала мне штопор.
— Алеша, я не знала, что вы такой стеснительный. Не робейте! Это моя мама. Она такая же живая, как и все.
— Вот тут я не уверена! Вы давно знакомы?
— Двадцать четыре часа.
— Ну-у для сегодняшней молодежи это много!
Я осторожно открыл вино и налил в принесенный хрусталь. Виктория наполнила мне стопку водки и поставила бутылку на стол. Мне понравилось, что никто не дрожал над лакировкой стола. Не покрывал скатертью…
— За встречу! — без церемоний сказала известная актриса и пригубила вино.
Я выпил стопку до дна. Водка была классная.
— У вас хороший вкус, Алексей.
— Мамуля, ему даже ты нравишься на экране, — шутит Вика.
— Даже я? Тогда у него помимо хорошего — изысканный вкус!
