В два часа дня в его квартире раздался звонок, и дверь открылась сама. Он забыл ее закрыть. Он не поверил: это была Юджиния. Она бросилась к нему в порыве и обняла. Губы нашли его губы и как привычные уткнулись в них. Она целовала его висок и шептала:
— Я не могу без тебя, я не могу.
Теплая волна поднялась в его груди и вознеслась под горло.
Она прижалась своей щекой к его щеке, и этого он не выдержал: он отшатнулся. Она отклонилась с удивлением и вдруг увидела. Ее губы мелко задрожали, скулы дрогнули, руки невольно потянулись к нему:
— Господи, что они сделали с тобой… Какой-то ком, название которому он никогда не знал, покатился к его горлу и там застрял.
— Юджиния, не плачь. Не плачь, Юджиния.
Он коснулся уголков ее глаз и растянул их, чтобы она не смогла заплакать.
— Не плачь. Я не видел тебя так долго, я не хочу, чтобы ты плакала.
Она прильнула к нему, вся.
— У меня только час времени.
И он на руках отнес ее в спальню. Шторы были не задернуты, и он, не подумав, снял рубашку. На боку расползалось огромное сине-кровяное пятно. Александр хотел отвернуться, и в этот момент она увидела. Глаза Юджинии широко раскрылись, она сначала не поверила и коснулась рукой, спросив:
— Что это?
Потом опустилась на колени и безудержно зарыдала, и не было никакой силы остановить ее — она плакала!
Потом она пошла в ванную, а он все вспоминал запах ее кожи. Запах был божественный.
Он встал, чтобы выйти, но она вскрикнула уже из комнаты и попросила, чтобы он не заходил туда. Всего одну минуту. Александр не понимал, какие у нее могут быть секреты, и улыбнулся. Потом вошел, в комнате ничего не изменилось. Юджиния обняла его. Она была свежая и одетая.
— Кто тебя привез?
— Дайана заедет за мной в четыре часа. Мы должны быть дома до…
Он кивнул.
— Я сказала, что у меня болит зуб. И она повезла меня к дантисту.
— Он может проверить? Наверняка это его доктор.
— Я сказала, что к школьному дантисту, он мне нравится. Я становлюсь умной. — Она грустно улыбнулась.
Бедная девочка, подумал он, зачем ей все это надо?
Оставалось еще десять минут. Она задумчиво сидела на краю стула, потом сказала:
— Ты можешь украсть меня?
Он не понял и посмотрел на нее удивленно.
— Помнишь, ты говорил, что твою маму воровали… Укради меня! Мы можем уехать в Мексику и там пожениться. Мне уже шестнадцать лет. А потом вернемся. И будет поздно.
Он улыбнулся ей и не стал говорить, что с «грин-картой» его поймают, как котенка, и засадят на годы долгие. Но и это не особо волновало его: он боялся, что этого не перенесет Юджиния.
Она продолжала:
— Только мы не можем лететь на самолетах. Там спрашивают фамилии. Мы наймем машину и доедем не спеша. Это будет наш медовый месяц. Они не будут знать номера.
Александр подумал, что раньше воровали на лошадях, теперь на машинах. И вообще — это, наверно, уникальный случай в Америке: чтобы воровали кого-то жениться.
— Ты сможешь решиться на это?
— Я — его единственная дочь… Но если сегодня вечером или завтра ничего не изменится, я уеду с тобой послезавтра.
Он широко открыл глаза.
— Просто мне нужно собраться. Совсем немного — все-таки это моя свадьба.
Она не поняла его взгляда. Вдруг запнулась и вздрогнула:
— Ты не переменил своего решения?
— Я просто никогда не думаю над тем, что уже решено.
Она обняла его. Александр не мог поверить, что она это сделает. Но, глядя в ее глаза, начинал осознавать, что так и будет.
Раздался гудок. И их губы разжались. Дверь за ней закрылась. Он вернулся в комнату и подошел к окну: Дайана уже распахнула для нее дверцу.
Он сел на что-то и только тут увидел белый прямоугольник конверта. На мгновение, на секунду он подумал, что это письмо, Юджиния прощалась с ним. Он открыл его: внутри был чек на 1000 долларов, подписанный «Юджиния Нилл».
Он закрыл глаза рукою, прислонился лбом к стенке и стал бить в нее кулаком, чтобы не расплакаться.
Юджиния вошла в кабинет отца. Он всегда читал после обеда.
— Да, Юджиния?
— Папа, разреши мне… — Она замолкла.
— Долго будет это продолжаться: ты не ешь со мной, не говоришь, не общаешься?
— Папа… разреши нам пожениться. — Она пересилила себя.
Настала мертвая тишина.
— Никогда, ни за что, даже не говори мне об этом, — раздался голос.
— Папа, я умоляю тебя, папочка.
Мистер Нилл дал холоду овладеть своим лицом.
— Никогда!
— Папа, ты не видел его тела… — вскрикнула Юджиния.
Мистер Нилл вздрогнул. Он был достаточно взрослый человек, чтобы понять. Он не стал ее спрашивать: откуда видела она. Он понял все. Теперь было поздно. По его собственным убеждениям, женщина должна становиться женой своего первого мужчины. Но не его дочь!
Ему практически стало плохо, когда он взглянул на свою дочь и — осознал.
Ему хотелось не сказать, а закричать: «Нет!» Завопить, зарычать, заорать.
Юджиния видела это в его глазах. И вдруг она подошла к нему, опустилась на колени и прижалась к сукну его черных в мелкую полоску брюк.
— Папа, я умоляю тебя.
Он видел ее нежное лицо, прижимающееся к его коленям, чувствовал касание щек, ладони, обхватившие его бедра.
Мистер Нилл мог выдержать в мире все, но этого он не выдержал. Он почувствовал, как во рту у него стало сухо…
— Хорошо.
Лицо его болезненно передернулось.
— Я сделаю это… для тебя. Встань, Юджиния. Она поднялась, сияя сквозь слезы.
— Я люблю тебя, папа.
— Сейчас — оставь меня одного. Когда-нибудь ты поймешь…
Юджиния без звука удалилась. Она не могла поверить.
Мистер Нилл устало нажал кнопки телефона.
— Марк Розен, это Деминг Нилл. Поезжай к нему опять. Предложи ему пятьдесят тысяч, сто тысяч, десять лет содержания, дом во Флориде, дом в Калифорнии, черт, все, что он захочет, любые условия, без ограничений! Я дам ему полмиллиона, если он уедет из этой страны. Или, скажи ему, я сотру его с лица земли навсегда. — Мистер Нилл набрал в легкие воздух. — Если же на него ни то, ни другое не подействует, передай, я жду его послезавтра в шесть часов у себя в кабинете. У тебя в распоряжении завтра целый день. Сделай что-нибудь!..
