И еще — ощущение праздника.
Музыка звучит в праздник. И наоборот, раз звучит веселая музыка, значит, праздник. Значит, все открывают окна и смотрят, кому это так хорошо? У кого это праздник? И мальчишки бегут за оркестром. И ощущение каникул и солнечного летнего дня, даже зимой. А поэтому оставьте меня в покое, это — моя жизнь, я так решил. Я живу в гармонии. Пусть это звучит как каламбур. И хватит о музыке!
«Не стреляйте! Я только играю на фортепьяно».
А спорт?
Была ли для меня в нем такая гармония? Когда я выигрывал, был праздник. И для меня, и для тех, кто за меня болел. А когда проигрывал? Нет, конечно, мир не рушился, но смысл происходящего не был ясен для меня. Какой был толк в том, что я укладывал лопатками вниз очередного соперника? Или когда судьи объявляли ничью, после того как мы толкались девять минут на глазах у десяти болельщиков? Все это казалось мне напрасной тратой сил. Может быть, я пощадил себя? Испугался поражений? Может быть, струсил? Ушел туда, где легче? Где всегда играет музыка, а значит, туда, где праздник. Но ведь музыка сама не звучит. Проходит столько времени, пока это произойдет! Нужно репетировать.
Тренироваться! — как говорил директор Зеленого гороха.
- Если бы ты тренировался хотя бы половину времени из того, что тратишь на эту чепуху, давно бы был чемпионом, — так говорил отец.
Ему тоже было не понятно, чем я занимаюсь.
Нет, я чист. Я честен. Говорят, что у меня хороший голос. Фирменный. Так что? Не петь.
Ну, дал Бог голос!
Разве я виноват в этом? Ведь я пою не для себя. Их полторы тысячи каждый вечер на нашей танцплощадке. Да, сейчас я абсолютно свободен, но наступит время, когда, выходя после репетиций из темного зала, мы не будем знать, что сейчас — утро или вечер.
Нет, так сразу с этим не разобраться. Да, я взял другую тональность… На тон выше. В другое измерение. Я жил в нем, передвигался. Пешком, на троллейбусе, в самолете…
С кассиршей разговаривал я. Она меня узнала. Мы с ней существовали в одном измерении, она знала, чем я занимаюсь. Конечно, она бывает у нас на танцах. Конечно, в следующий раз мы сыграем специально для нее «Горький мед».
«Вот и все, я себя от тебя отлучаю…»
Именно эту песню она любит, а она для нас попытается что-то сделать. Сейчас. Уже делает. Вот… Последние два билета. Вылет через сорок минут. И еще сорок минут о музыке, о ее глазах. Нет, мы и не думали льстить, у кассирши действительно прекрасные глаза. Мы прощались, мы договорились: в субботу, без пятнадцати семь у главного входа. Там я и скажу, что напоминают мне ее глаза. Конечно, не забуду. И про песню тоже. А как же!
"Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду…"
А вот самолет для меня все-таки из прошлого.
Я лечу на сборы, я лечу на соревнования. Рядом сидят ребята из нашей команды. В спортивных костюмах. Скуластые, коротко стриженные, с покатыми плечами. Все ухаживают за стюардессой, все шутят. Все одинаково. Во рту тает карамелька.
И опять Люда.
Она встречала меня каждый раз, хотя я этого не любил. Ни проводов, ни встреч. Сам улетел, сам вернулся, будто вышел покурить. Покурил — вернулся, и никто не заметил, что я выходил.
Но она встречала меня. Ребята шли мимо. Все опять шутили, и опять все одинаково. Команда, ничего не поделаешь. Она не слышала. Рассматривала ссадины на моем лице. Говорила, что борьба — это все-таки варварство. Потом мы ехали к ней. На троллейбусе. Чтобы подольше быть в пути. Чтобы с каждой остановкой понимать яснее, как долго мы не виделись.
Почему я опять вспомнил о Люде?
Потому что самолет — из прошлого.
Илюша смотрел на город. Мы приземлялись. Нас никто не встречал. Мне это понравилось. Город я знал. Когда-то был здесь на сборах. Жил целый месяц. Один, в спортивной гостинице. Один из нашей команды в сборной республики. Мы готовились к первенству Союза. В моем весе нас было двое. И на сборах, и на соревнованиях. Я болтался по этому городу один.
Пальто, шапка и тренировочные штаны. Все остальные собирались в номере моего соперника. Играли в триньку, покуривали, в общем, слегка нарушали режим. Просто так. Для бравады, от нечего делать. Мол, у нас дисциплина, но мы сильнее ее. Когда мы встречались на ковре, все, кто играл в карты, болели за моего соперника.
Почти все.
А за кого болею сейчас я? За себя в спортивных тренировочных штанах, бродившего по этому городу и не знавшего, что здесь есть ресторан «Столичный», или за себя сегодняшнего, входящего в этот ресторан?
Мы поднимались в зал.
- Для них — мы работаем в кабаке — шепнул мне Илик, когда мы подходили к эстраде, — для солидности.
Знакомство прошло в теплой и дружеской обстановке.
- А как бы нам увидеть Славика? — спросил Илюша, одним взглядом оценив общую стоимость стоящей на сцене аппаратуры.
- Он в каптерке, а вы от кого?
Процедура обмена верительными грамотами.
- А, я врубился! — ударник протянул нам руку умирающего лебедя. — Гоша, — представился он. — А Славик малость закирял, но к одиннадцати отойдет. Вы пока поужинайте, а мы слабаем пару шлягеров для толпы. — Мы сели за столик, и вышколенный официант тут же поставил перед нами тарелки с котлетами по-киевски. Зазвучала музыка, и посетители бросились в центр зала, как спринтеры к финишной ленточке.
В перерыве нас пригласили посмотреть на Славика. Он спал, положив голову на стул, оставив остальные части тела на полу.
- До одиннадцати точно отойдет! — успокоил нас Гоша, видя, как червь сомнения вползает в наши души.
Мы в тот момент действительно не были уверены, что Славик сможет вести переговоры на высшем уровне.
Где лабаете? — спросил нас низенький толстяк с подковой усов и такой же подковой на голове, лежащей вокруг красной лысины.
— В кабаке!
- В каком?
- В «Астории», — отвечали мы, как договорились.
— Как с наваром? — озабоченно, как будто врачсправляется о здоровье пациента, спросил Гоша.
- Растет, — на всякий случай сказал я.
- Сколько в среднем? — поинтересовался обладатель подков.
— Красненькую в день имеем, — небрежно бросил Илик.
Славик заворочался во Сне.
А Илик для убедительности протянул один из не зашитых в своеобразный патронташ, червонцев. Перед отъездом мама Илюши зашила все наши деньги в потайной пояс.
- Сохраннее будут, — сказал Илик, демонстрируя мне патронташ в туалете аэропорта.
Часть денег была оставлена в кармане, на текущие расходы.
- Для нас чего-нибудь слабайте. Из Цепеллинов.
- Пошли! — скомандовал Гоша, принимая деньги. — А то народ уже мается, песни поет.
