Вспоминайте иногда вашего студента! Эй! Ла, ла ла-ла-ла…
Доставшийся от нас по наследству «жучок» застрекотал и покатил, увозя Кырлу с женой в неведомую для нас жизнь. Белый верх, черный низ. Так мы покрасили наш «запорожец». День и ночь. Жизнь.
И вдруг я почувствовал, что каникулы закончились. Давно. Я смотрю на календарь, у которого забывают отрывать листки. В этом все дело. На этом календаре еще продолжается лето, а на самом деле давно уже осень.
Начались затяжные дожди. Город совсем опустел, мне уже негде было спрятаться. Шашлычную заколотили до следующего лета. После работы мы ехали домой. В полной тишине. Прощались тоже без слов. Кивали друг другу — и все. Я подолгу не мог уснуть. Ночи напролет лежал, прислушиваясь к тому, как где-то рядом ходит духовой оркестр. Они о чем-то громко переговаривались, настраивали инструменты. Для них началась горячая пора. Осенью часто хоронят надежды. Мне даже не надо было кричать, так близко они находились. Но я молчал.
ДИМИНУЭНДО
Они топчутся у меня под окном, и только когда они уходят, я начинаю кричать. Истошно. Обо всем. Меня никто не слышит, но мне этого и не надо. Крик приносит мне облегчение. Я живу этим криком, дышу. И только потом, надышавшись, засыпаю.
Помню, как когда-то в детстве я думал, что в жизни можно успеть всё.
Полетел в космос первый человек… Буду космонавтом.
Хоккеисты выиграли у канадцев… Потом стану хоккеистом.
Первые операции на сердце… А когда постарею, буду оперировать.
Эй, кто эта красивая женщина? Кинозвезда… Когда буду сниматься в кино, женюсь на ней!
Я успею быть кем захочу. Буду разносторонне знаменитым. Увижу все страны, буду охотиться в саванне, открою Северный полюс, дойду до него пешком…
Как, уже открыт?!! Когда? Кто успел?
Вот это открытие! Значит, полярником я уже не буду. А кем же буду? Или кем же я стал? И кем я еще успею стать? И успею ли стать вообще кем-то? Нет, наверное, в жизни по-настоящему можно стать кем-то только один раз.
Один?
Как прекрасно быть ребенком и верить во все свои мечты. Я завидовал Кырле. Он сделал выбор. Уехал. Я утешаю себя: ему было легче, с ним была Ира.
Я часто вспоминаю этот день. День, когда я прозевал конец каникул.
Я кричу об этом каждую ночь. Каждую ночь думаю о ней, хочу позвонить, набрать номер ее телефона и сказать: это я.
Хочу, но не могу. Я не могу звонить людям больше, чем через неделю. Неделя — такой огромный срок в жизни. Я боюсь задать глупый вопрос. Позвать кого-то к телефону, а он уже там не живет. Спросить, как чувствует себя мой школьный учитель физкультуры со светло-голубыми глазами, а он уже не живет…
Я прячу свой голос в тетради, чтобы когда-нибудь кто-то смог открыть их и все понять. Нет, не кто-то.
Она.
Чтобы она открыла эти тетради и все поняла.
Я пишу каждый день, каждую ночь. Я прокручиваю все снова и снова. Всё, с самого начала. Пытаюсь разобраться, что произошло за эти годы? Почему, отложив однажды гитару, я вдруг снова оказался на ярко освещенной сцене. Не на эстраде в старом актовом зале бывшей мужской гимназии. Не в школе, а здесь, в ресторане. Я вписывал в тетрадь людей, а вечером видел их в зале. Они двоились, как раздвоился когда-то я сам. Те, кто жили в тетради, очень походили на настоящих людей, но были совсем другими. Я их придумывал сам, как придумывал и себя. Мне странно было разговаривать с ними, ощущать их во плоти. Уже было непонятно, я их придумал, и они ожили, или они все-таки были раньше? Меня удивляло, что в жизни они поступали не так, как придумал я. Радовало, когда делали то, что написал я. Это увлекало меня более всего.
Нас отпустили в очередной отпуск.
Это так называлось — очередной. На самом деле это был мой первый отпуск за последние пять лет.
Меня отпустили. Я был отпущен от музыки, от дороги, знакомой до мелочей, от друзей, от денег.
Я был отпущен.
Целыми днями я бродил по городу, ожидая встречи. Я знал, что должен столкнуться с ней на улице. Я знал эту улицу, знал место, где это должно произойти. Бродил по ней с утра до вечера. Знал, что мы столкнемся случайно, будто живем вовсе не в этом городе. Дни шли, но этого не происходило.
Видимо, город очень хорошо знал меня.
Я сидел на длинной скамейке бульвара, где вечерами, когда-то давно, собиралась наша компания. Мне казалась, что эта скамейка стояла здесь вечно, как казались вечными те встречи на бульваре. Сейчас я уже не понимал, было это на самом деле или все это я придумал…
Рыжий Фукс приносил приемник. Над головой в темноте трещали каштаны, выпуская коричневые ядра на мостовую. Белая стрелка на шкале волн ползла влево. Поближе к Лондону.
Наверное, все начиналось здесь. На этой скамейке.
Меня забрили в миллионную армию битломанов. Забрили транзисторным приемником «ВЭФ Спидола-10». На нас показывали пальцами, нас называли патлатыми, на нас жаловались в школу. Туда вызывали наших родителей, чтобы выяснить, откуда все это у нас. Длинные волосы, хороший английский язык и пиджаки без воротников.
Мы слушали их голоса, прорывающиеся сквозь треск эфира, слышали крики поклонников и представляли, как они двигаются по сцене, как подходят к микрофонам, настраивают инструменты, включают аппаратуру. Мы представляли аппаратуру — небольшие черные ящики с диагональной клеткой, с тремя латинскими буквами «VOX». Мы фантазировали. Представляли, что в тот или другой момент делает Джон, как играет левша Пол, как бьет по тарелкам Ринго. Мы ждали приезда Джорджа из Индии и пели. Пели их песни. Мы знали их лица, как лица соседей по лестничной клетке. Они снились мне. Я разговаривал с ними… Естественно, по-английски.
О, май диа фрэнд Пол… Как вам наш городок? Вы удивлены, что вас так хорошо знают у нас? А я удивлен, что вы знаете меня. Мы стояли с ними в подъезде. Я пел им… Пел все. Начиная с «Она тебя любит…»
She Loves You Е-е-е…
Я был болен.
Заболел на этой самой скамейке двенадцать лет назад. Разве мог я тогда подумать, что спустя годы я каждый вечер буду доставать из металлического ящика точно такой же битловский «VOX» и включать в него свою, точно такую же, маккартневскую гитару в виде скрипки? И сердце мое будет продолжать так же размеренно биться, и ничто внутри у меня не вспыхнет. Я выздоравливал? Ведь двенадцать лет назад одно упоминание об этих ребятах возбуждало меня.
А сейчас? Что же произошло за это время?
Как колотилось у меня сердце каждый раз, когда кто-то говорил мне, что я похож на Джорджа! Эй, скажите, я похож на него? Остановитесь! Дождь? Нет, не замечаю. А вы не замечаете, похож я на него или нет? Кто это? Один из Битлов. Нет, не тот, которого недавно убили. Хотя, может быть, на него я тоже немного похож. Ведь что-то умерло внутри меня.
