— Это просто замечательно, — радовался принц Харольд Мессия. — Теперь пусть эти исламисты сами себя винят.
— Теперь они точно передерутся, выясняя, кто из них отправил ракеты в мусульманскую святыню, — согласился Изувиль. — Их междоусобица поглотит их окончательно и лишит остатков сил. Можно сказать, ислам закончился сегодня на развалинах этой мечети.
Джек Фаррел пришёл вечером и с порога заявил, что ему нужно срочно уехать по работе. Алёна с облегчением выдохнула, радуясь, что его не будет рядом и она не испытает вчерашнего дискомфорта. Утром, проснувшись, она испытала стыд за то, что проявила слабость и допустила англичанина ближе, чем хотела. Словно откупилась от него, отблагодарила за спасение. Было неловко, она даже не смотрела мужчине в глаза, боясь, что выражение лица выдаст её истинное к нему отношение. Брезгливость и стыд. И как она могла, без любви, из одной благодарности. Фу… Мужчина словно чувствовал её отношение, был немного потерян. Говорил так, словно старался избежать разрыва ещё не начавшегося романа. Но она заставила себя расставить все точки между ними, честно признавшись, что не любит его.
— Я подумал, что уеду, зная, что меня в Москве ждёт любимая женщина и сын, — срывающимся голосом произнёс «английский капитан».
— Джек, давайте посмотрим правде в глаза. — Алёна сделала над собой ещё одно усилие, откинув нахлынувшую жалость к мужчине. — Любимая женщина, как вы выразились, не любит вас и никогда не полюбит, потому что в памяти другой мужчина. Это раз! Её сын — это её сын. Не ваш. Это два! Поэтому нет ничего такого, ради чего стоит расстраиваться. Останемся друзьями. И простите меня за вчерашнее поведение.
— Да за что мне вас прощать? — удивился Фаррел.
— Ну, не знаю, — смутилась Рощина. — Может, я дала вам напрасную надежду.
— О чём вы? — ласково улыбнулся он. — Не переживайте, я вас понимаю больше, чем вы думаете. Друзья так друзья. Тогда до встречи? По рукам?
Он протянул для прощания руку. Рощина, удивлённая таким поворотом, радостно ответила рукопожатием и чмокнула его в щёку.
— Надеюсь, по-дружески? — съёрничал Фаррел на прощание, окончательно разряжая напряжённую ситуацию…
…В самолёте Юродивый ещё и ещё раз прогонял в памяти минуты расставания. Жаль, ему не удалось хоть таким образом вернуться в свою семью. Пусть английским капитаном, всё равно, лишь бы быть с женой и сыном. Не получилось! Да, он мог попытаться соблазнить свою жену, трансформировавшись во внешность брутального красавца. Но тем самым он сам у себя провоцировал ревность к жене. Ведь даже в Джеке Фарреле боролись два чувства: первое — на поверхности — желание снова обладать своей женой любой ценой, второе — ревность адвоката Соболева к «английскому капитану Фаррелу». Когда Алёна дала Фаррелу отворот, всё поменялось, пришли разочарование и грусть, но в глубине души стало тепло, Юродивый понял, что жена не смогла его забыть. Что теперь оставалось? Запретить себе думать о семье он уже не мог. Перед глазами постоянно возникал образ сына, которого хотелось назвать «сынок» и услышать в ответ не менее желанное «папа». Конечно, он мог явиться к сыну таким, какой он есть, — «дядей Юрой», и ему будет позволено играть с сыном, но о жене точно можно забыть навсегда. Истории в стиле «Красавица и Чудовище» заканчиваются счастливо только в сказке. Ему обратное превращение в принца заказано.
Самолёт приземлился в Салониках. Старец Иоаникий, весь полёт читавший молитвы и заснувший пред самой посадкой, проснулся и в растерянности искал знакомые очертания своего скита. Остальные монахи спешили покинуть самолёт и поскорее ступить на православную греческую землю. Встречающий их микроавтобус с чудаковатым греком быстро домчался до Уранополиса, где их ждал небольшой катер, который доставил гостей на причал Свято-Пантелеймонова монастыря. На причале их встречал встревоженный настоятель и братия, которые рассказали гостям, что сегодня с другой стороны полуострова на территорию Иверской обители высадились турецкие войска и в монастыре была слышна оружейная стрельба.
— Мы уж хотели послать в грузинский монастырь своих братьев, но побоялись за их жизнь, — перекрестился седобородый настоятель, — решили вас дождаться.
— И правильно сделали, — одобрил отец Иоаникий, представляя пантелеймоновским монахам Юродивого. — В монастырь пойдёт брат Юрий, ему нужно только дать кого-нибудь в проводники.
После сытного обеда, получив благословение старца Иоаникия и отца настоятеля, Юродивый вместе с пожилым, но крепким монахом Евпатием отправились к Иверскому монастырю, практически напротив русской обители. Дорога напрямик была сложна и опасна, поскольку проложена по склонам гор в виде небольших тропок по самому краю пропасти. Она петляла, то устремляясь вверх, то по противоположным отвесным спускам, где можно было продвигаться ползком. Юродивый быстро понял, почему ему в провожатые предоставили этого монаха, когда увидел в его рюкзаке альпинистское снаряжение. Его ловкие движения выдавали бывшего альпиниста. В нескольких самых опасных местах он ставил московского брата в связку и полз первым, подстраховывая Юродивого на подъёме. Одолев отвесный перевал, брат Евпатий помолился с благодарностью Богу и сложил свои верёвки и карабины в тайник, устроенный в дупле дерева.
— Всё, дальше дорога будет лёгкая, всё время под гору, — радостно сообщил монах.
И правда, оставшуюся часть пути они преодолели быстро и без усилий. Ещё засветло добрались до Иверской обители. Юродивый направил бинокль на караул турецких военных. У пристани стояли несколько военных катеров, в нескольких сотнях метров на рейде — военный турецкий корабль.
— Дальше я сам, жди меня до утра, если не приду, уходи назад один, — проинструктировал он своего проводника.
— Я буду ждать, — спокойно ответил монах, перекрестив уходящего брата.
Спускаясь в направлении монастырских стен, Юродивый ещё не имел чёткого плана действий. Он знал только, что икона Иверской Богоматери не должна попасть в руки мусульман. У самого монастыря он стал невидимкой и спокойно прошёл мимо турецкой стражи к главному входу в обитель. Уже у входа увидел с левой стороны небольшую привратную церковь. Недолго думая «вошёл» в каменную кладку и «поплыл» по ней наверх, к месту хранения иконы. Там царил полумрак. Света от небольшого окна не хватало, светильники и подсвечники пустовали. Иконы не было. Осталось только место, где могла находиться святыня православия.
Не зная, как быть дальше, невидимка выглянул во двор монастыря, в середине которого стоял большой красивый собор Успения Пресвятой Богородицы. У входа толпились турецкие военные, укладывающие в деревянные ящики иконы и дорогую церковную утварь. Среди них выделялся турецкий офицер и какой-то гражданский. Уже стемнело, и Юродивый не мог разглядеть его лицо, зато узнал голос. Это был секретарь Антихриста Владилен Мерзавой, тот самый магистр сатанистов, который в далёком 1999 году на деревенском кладбище чуть не принёс в жертву мать его сына. Теперь этот слуга Сатаны оскверняет святыни православия.
Юродивый почувствовал, как внутри него закипает злоба. Переборов её, он взял себя в руки и проследовал за Мерзавым, который направился в служебные помещения монастыря. Зайдя в кабинет отца настоятеля, он первым делом налил себе рюмку виски и закурил сигару. Невидимка сел рядом в кресло, надеясь, что Мерзавой каким-то образом укажет местонахождение иконы. Но тщетно. Он сидел за планшетником, прочитывая почту и делая какие-то распоряжения. Невидимка уже совсем отчаялся, но в этот момент на планшет поступил видеовызов по скайпу.
