Мне вспомнилось, как спокойно всегда было с Полом. Наши отношения были не такими драматичными, как в моей юности, когда я влюблялась в тех, кто напоминал мне отца, — властных, закрытых, часто пьющих мужчин. Но чувство единения и поддержки оказалось невероятно важным для меня — мы с Полом гармонично дополняли друг друга, оставаясь при этом самостоятельными личностями. Потом я подумала, что, хотя я и невероятно скучаю по нему, мне также ужасно не хватает просто семейной жизни. «Интересно, выйду ли я еще когда-нибудь замуж?» Но эту мысль я решительно отбросила. Это время для меня прошло, и хотя сложно было наслаждаться жизнью, зная, что моя дочь живет где-то на улице, я все же старалась находить радость в повседневном. У меня любимая работа, уютный дом и чудные друзья, с которыми можно путешествовать и даже — я взглянула на Элизабет — посмеяться в кино. Но все равно мне приходилось нелегко.
Я решила пойти в больницу еще и потому, что мне хотелось почувствовать себя частью команды. Частная практика — довольно одинокое занятие. Кроме того, риск привязаться к пациенту и утратить объективность здесь гораздо сильнее. В больнице же приходится работать с очевидно нездоровыми людьми. По крайней мере так я считала до встречи с Хизер. Но ей становилось все лучше, и мне вспомнилось, почему я вообще решила заняться психиатрией. Я гордилась тем, что повлияла на нее, и верила, что впереди у нее счастливая жизнь.
И тут мы узнали, что ее родителей убили.
Мишель позвонила мне домой воскресным вечером. В больницу позвонил Даниэль, сказал, что у него плохие новости, и попросил помочь ему поговорить с Хизер. Я тут же ему перезвонила.
— Они спали у себя в автофургоне, и, видимо, произошла утечка газа. Через несколько дней охотник проходил мимо и почувствовал запах.
Это был ужасный образ — тела, одиноко гниющие в лесу. С другой стороны, если бы не запах, их бы еще долго искали.
— Полицейские настаивают, чтобы я рассказал обо всем Хизер, — в полном отчаянии продолжал Даниэль. — Как вы считаете, это обязательно?
— Она сейчас в подходящих условиях для таких новостей. Если хотите, я могу с ней поговорить.
— Наверное, мне надо рассказать все самому, ей так будет легче. — После паузы он добавил: — Но что, если она опять попытается покончить с собой?
Вопрос был не праздный, и меня он тоже беспокоил.
— Мы будем наблюдать за Хизер и переведем ее в отделение интенсивной терапии, пока худшее не будет позади. Но сегодня вечером лучше ей не говорить. Давайте подождем до завтра. Попытайтесь отдохнуть.
— Ладно, спасибо вам, — вздохнул он. — Если бы только можно было ее уберечь.
— Понимаю вас.
Я чувствовала то же самое — мне хотелось уберечь Хизер и Даниэля.
Утром мы встретились в комнате посетителей. Даниэль был бледен и явно нервничал: он ерзал и то потирал небритый подбородок, то запускал руку в волосы.
— Это самое тяжелое, что мне когда-либо приходилось делать, — сказал он, глядя мне в глаза.
— Хотите, я буду рядом, когда вы ей скажете?
— Спасибо, но лучше мы будем наедине.
— Я буду рядом на случай, если вам понадобится помощь, — сказала я и поймала его взгляд. — Знаю, вам страшно, но она справится.
Он глубоко вздохнул и расправил плечи.
— Надеюсь.
Медсестры уже отвели Хизер в кабинет — она думала, что сейчас у нас будет обычная терапевтическая сессия. Когда мы вошли, она сидела, поджав ноги, и читала книгу — описание университетских курсов и направлений. Она строила планы на будущее, а мы вот-вот должны были разрушить его.
Она подняла взгляд и улыбнулась.
— Даниэль! А я не знала, что ты придешь.
Даниэль сел напротив, взял ее за руку и попытался улыбнуться в ответ, но губы его были напряжены, а взгляд оставался печальным. Хизер вопросительно посмотрела на меня, потом на него.
— Что случилось?
— Даниэль хочет поговорить с вами, — сказала я. — Оставлю вас наедине.
Я устроилась в соседней комнате медсестер и наблюдала за ними на мониторе. Даниэль наклонился к Хизер. Я не слышала его слов, но на лице его была написана нежность. Видимо, он объяснял, что произошло.
Хизер откинулась на спинку стула, зажав рот руками.
Даниэль продолжал говорить, взяв ее за плечо. Он явно пытался успокоить ее, но Хизер в данный момент была не способна воспринимать утешения. Она просто трясла головой, не слыша его. Даниэль обнял ее. Она оттолкнула его и заткнула уши.
Даниэль с беспомощным видом взглянул в камеру наблюдения.
Я постучала и вошла. Хизер умоляюще взглянула на меня.
— Они умерли?
— Мне ужасно жаль, Хизер…
— Может, это не они? Произошла ошибка?
— Полиция совершенно уверена. Иначе они бы не позвонили Даниэлю.
Она смотрела на меня, осознавая услышанное, потом принялась судорожно всхлипывать и наклонилась вперед, обхватив себя руками за плечи. Даниэль гладил ее по спине, я протянула салфетки.
Когда всхлипывания утихли и Хизер выпрямилась, я сказала:
— Знаю, вам сейчас больно и вы не можете справиться со своими чувствами, но мы поможем вам. Вы не одна.
Я объяснила, что ее родителям хотелось бы, чтобы она сосредоточилась на лечении, и вновь повторила, что здесь ей помогут на этом нелегком пути. Потом я оставила их вдвоем и попросила медсестру дать Хизер ативан. Когда я вернулась, они все так же сидели рядом — Хизер держала Даниэля за руку и иногда вздрагивала. Она выглядела так, словно по ней пронеслась буря: следы слез на лице, волосы растрепаны, в глазах темная пустота.
— Как мне помочь вам, Хизер? — спросила я.
Она подняла на меня взгляд.
— Слишком поздно. Они были правы. Если уехать из коммуны, все рушится.
Она говорила спокойно и уверенно, словно пророчествовала. У меня волосы на затылке зашевелились. Плохой знак. Похоже, она сдается.
— Совсем не поздно, — вмешался Даниэль. — Тебе станет лучше, и нас ждет замечательная жизнь.
Последние слова он чуть ли не выкрикнул, но не сердито, а так, словно хотел высечь свои слова в камне.
— Понимаю, что сейчас на вас навалилось все одновременно, но вы справитесь, — сказала я. — Потребуется время…
— Это уже неважно, — равнодушно сказала она. — Мой ребенок, родители… Все они умерли после того, как я уехала.
Она что, считает это наказанием?
— Хизер, вы не сделали ничего плохого, — запротестовала я. — В том, что случилось с родителями, нет вашей вины.
Она продолжала качать головой и повторять:
— Они были правы.
Я подождала немного. Даниэль тоже напряженно молчал, но Хизер больше ничего не сказала. Я по-прежнему тревожилась за нее, но она явно не собиралась продолжать, поэтому я заговорила сама:
