– Агнесс убрала с пути она, но при этом никто не
сомневается, что это сделала я. Видишь ли, Джессика очень быстро снашивает
туфельки и дарит их потом служанкам. Туфельки прекрасные, да вот беда: у левой
скошен каблучок. Сейчас такие туфли носит Глэдис, а прежде носила Агнесс. Она,
бедняжка, и понять не успела, с чего это леди Джессика, которая ее терпеть не
могла, вдруг расщедрилась. А когда поняла, было уже поздно: Сименс нашел
отпечаток именно этой туфли на рассыпанном маке. Джессика нарочно оставила
след, а потом отдала туфли Агнесс. И куклу она подсунула. Все очень просто,
жаль, это раньше мне в голову не пришло.
Марина с болью зажмурилась, проклиная собственную тупость. А
ведь будь она повнимательней… еще тогда, на берегу, обвиняя ее в гибели Агнесс,
Джессика проговорилась про жабу, решето и лунный луч. Но Марина рассказывала
эти сказки только Сименсу. Она до сих пор помнила, как жутко ей сделалось,
когда сквозняк вдруг пронесся по комнате, словно где-то вдруг приоткрыли дверь.
А и в самом деле – Джессика приоткрыла ее, чтобы подслушать. Ох, как на руку
все это ей было! Впрочем, ей все шло на руку, ибо никто так, как она, не умел
обращать все обстоятельства, и благоприятные и неблагоприятные, на пользу себе.
Она подняла голову и увидела, что Джаспер и Флора смотрят на
нее с не меньшим изумлением, чем Хьюго.
– Вот оно что, – пробормотал Джаспер. – Это мне и
в голову не приходило… Признаться, я был уверен, что вы свели с Агнесс счеты
из-за Десмонда.
– Я тоже кое в чем была уверена… насчет вас, – не
осталась в долгу Марина. – Пока нынче ночью Урсула не открыла мне глаза.
– Урсула? – встрепенулся Джаспер. – Она была у
вас?!
– Была, – печально кивнула Марина. – И сперва до
смерти меня напугала, явившись в образе леди Элинор, в каком-то жутком
балахоне. Она сказала, что устала от моей глупости и лени и решила взять все в
свои руки. Она ведь считала меня воплощением леди Элинор и не понимала, почему
я никак не наведу в замке порядок и не воздам по заслугам убийцам Алистера. Это
был долгий и тяжелый разговор, и Урсула засмеялась только один раз: когда я
сказала, что убеждена: все убийства – это ваших рук дело. Она объяснила, что
Джессика пыталась погубить и вас – и ей это почти удалось.
– Да, – слабо кивнул Джаспер. – Она через тайный
ход, соединяющий наши комнаты, в мое отсутствие приносила мне опий. А я не мог
понять, откуда он берется, и не мог подавить свое пагубное пристрастие. Думаю,
Джессике привозил его Линкс. Не пойму, каким образом она и его прибрала к
рукам, но… не зря голландцы говорят, что одна женщина сильнее тысячи мужчин.
– Ну да, – кивнула Марина, – а у нас в России еще
говорят: где черт не сладит, туда бабу пошлет.
Перевод сего острого выражения был весьма слабо приближен к
оригиналу, однако Джаспер оценил его и даже издал хриплый смешок.
– Думаю, Джессику ждет неудача, – сказал он. –
Черт послал ее, ну а бог тоже выставил против нее женщин, и каких
женщин. – Он улыбнулся Марине, а потом взял руку Флоры и поцеловал. –
Моя любовь…
Слезы счастья так и хлынули из ясных серых глаз молодой
женщины. Может быть, впервые Джаспер был с нею столь нежен и откровенен, и это
стало ей лучшей наградой за долгие годы терпеливой, верной и самоотверженной
любви.
– Справедливость будет восстановлена, – сказал
Джаспер, – однако не благодаря леди Элинор, нет. Еcли бы не Флора… если бы
не Флора, Джессика давным-давно уже дотянулась бы до Алана. Милорд, –
отвесил он шутливый и довольно-таки кривой полупоклон в сторону Алана, который
меж тем задремал в уголке телеги, не обращая ни малейшего внимания на страсти,
сотрясавшие жизнь взрослых. – Ваш слуга, милорд!
– Полно паясничать, – раздался снизу, будто из
преисподней, исполненный ненависти голос Хьюго. – Этот мальчишка – такой
же бастард, как и я. А коли так, прав тот, кто сильнее и у кого руки длиннее!
Вашему Алану шею свернуть – раз плюнуть!
– Да ты свои длинные руки сперва развяжи, – хмыкнула
Флора. – А уж потом хвастай. Да только вряд ли это удастся – я на тебя не
пожалела узелков!
– Не пожалела, да, дьявольская баба! – простонал
Хьюго. – Но ничего…
– А вот кстати о бастардах, – перебил Джаспер, и Марина
с Флорой с тревогой взглянули ему в лицо. Губы белые, едва шевелятся, но
держится так надменно, что даже если бы Хьюго не валялся на земле, а стоял над
Джаспером, он все равно был бы ниже изможденного, израненного, но исполненного
достоинства джентльмена. И Марина впервые подумала, что ей, пожалуй, нравится
неистребимое выражение фамильной макколовской презрительной скуки, которое так
удавалось Джасперу и которое делало его таким похожим на Десмонда.
Нет, прочь эти мысли! Нельзя думать о Десмонде… ибо он не
думает о ней!
– Кстати, о бастардах, – повторил Джаспер. –
Скажите, вам известно, кто была ваша мать?
– Ну а как же! – ухмыльнулся Хьюго. – И ежели вы
думаете, сэр, что она была какая-нибудь деревенщина, то нет, дудки, этот номер
у вас не пройдет! Моя мать была настоящая леди, ясно вам? Все чин чином, все
как надо! Никаких там горничных, дочек нищих викариев… или кормилиц. – Он
бросил мстительный взгляд на Флору. – Никаких приблудных заморских кузин!
Это был камешек в Маринин огород, но она его и не заметила,
напряженно, с тревогой слушая Хьюго. Предчувствие какой-то опасности медленно,
но властно затрепетало в ней.
– Моя мать была леди, богатая леди, и Маккол женился бы на
ней, ежели б его не прибрала к рукам русская дикарка. Они были любовниками
много лет, а потом он бросил, бросил ее… и она умерла из-за него! Она
утопилась, оставив меня одного!
Марина прижала руки к сердцу. Неужели?.. Нет, быть того не
может!
– Ее имя! – настойчиво сказал Джаспер. – Скажи ее
имя.
– А чего ж? Скажу! – запальчиво выкрикнул Хьюго. –
Имя у нее – не хуже всякого другого. Звали ее леди Клер Крэнстон, так что, куда
ни кинь, я происхождения самого благородного – что по матери, что по отцу!
Марина и Флора враз вскрикнули, в ужасе переглянувшись.
О господи… предчувствия ее не обманули! Марина лихорадочно
вспоминала слова из дневника Джаспера. Что-то там было о радости леди Клер,
потому что ребенок ничуть не похож на Макколов. Да, Хьюго только цветом волос
схож с ними. У него черные глаза – должно быть, в мать. Однако леди Крэнстон
упоминала о каком-то уродстве ребенка, а Хьюго очень красив… впрочем, как
говорится, и змея красива, да только зла. Может быть, на теле Хьюго есть
какое-нибудь омерзительное родимое пятно? Может быть… Значит, вот оно,
загадочное дитя леди Крэнстон! Но как он узнал обо всем этом, о своем
происхождении?
