– Погодите, – торопливо сказал Маккол, очевидно,
понявший по хищной вспышке ее глаз, какой ответ его ожидает. – Погодите,
это еще не все. Итак, вы будете жить в замке, и спустя некоторое время я стану
проявлять к вам романтический интерес. Конечно, сейчас вы ненавидите меня, но
кто знает, может быть, через некоторое время…
Он нерешительно взглянул на Марину, а она ответила
насмешливым взглядом: мол, поверить в мою к вам благосклонность может только
такой самонадеянный идиот, как вы!
– Может быть, через некоторое время мы обвенчаемся по всем
правилам, и, хотя перед богом мы уже муж и жена, мы станем таковыми и перед
людьми, – продолжал Маккол. – Но если… если ваша ненависть и с
течением времени окажется сильнее разума и обстоятельств, мы… мы расстанемся,
причем вы сможете потребовать от меня всего, чего пожелаете, в возмещение
причиненного вам ущерба. Клянусь, я это исполню. И даже если вы пожелаете,
чтобы я застрелился на ваших глазах… Нет, сейчас я этого не сделаю, –
торопливо сказал он, увидав, какой надеждой расцвело вдруг ее лицо, – но
потом, скажем, через полгода, когда я уже наверняка найду и покараю убийцу
Алистера, я уплачу вам любой штраф, какой вы захотите. Нечего и
говорить, – понизил он голос, – что я не прикоснусь к вам в это
время, а буду вести себя как почтительный родственник.
Тут он запнулся, и Марина готова была поклясться, что он с
трудом удержался, чтобы не сказать: «Разве что вы меня сами об этом попросите».
И его счастье, что он не сказал, потому что… кажется, и без того много она ему
наговорила, однако уж нашла бы, что ответить на такое оскорбление!
– Сегодня 31 января, – продолжил он, – итак, 31
июля или я женюсь на вас по вашей воле, или по вашей воле умру. Ну, вы
согласны?
– Да! – в восторге вскричала она. – Да, о да!
Жаль, капитан Вильямс этого не слышал.
* * *
В конце концов она, конечно, исполнила все, что от нее
хотела эта бесцеремонная модистка. Куда проще было соглашаться, чем спорить.
Вот так всегда бывает в жизни: пойдешь на одну уступку, а это оказывается лишь
первое звено в нескончаемой цепочке других. Но что означает такая мелочь, как
фасон платья, после того, как она сказала «да» при венчании? Ясно, что придется
ближайшие полгода идти у лорда на поводу. Да и вообще: едва увидев берег Дувра,
покрытый снегом, с высокими башнями, где был зажжен огонь для безопасности
мореплавателей, она почувствовала уже не неприязнь, а интерес к этой неведомой
земле.
Пассажиры, усталые после почти десятичасового плавания,
дрожали от стужи. Шлюпка подошла совсем близко к берегу, но никто еще не
чувствовал себя в безопасности: в любую минуту могла разразиться новая буря,
унести лодку в необозримость морскую или ударить о подводные камни, погрузить в
шумящие бездны. И Марина ощутила нетерпение: ей так же, как другим, хотелось
поскорее сойти на берег… чтобы через полгода наконец получить награду за все
страдания, которые она перенесла по милости этого человека, этого лгуна, этого…
Невероятным усилием она усмирила гнев, вновь вскипающий в
крови. Что проку злиться? К тому же если он и лгун, то не во всем: вот ведь и
впрямь стоит близ пристани карета, вот идет от нее высокий человек в плаще,
подает руку Макколу, помогая сойти на берег, кланяется, бормоча:
– Милорд, я счастлив видеть вас, я счастлив… позвольте…
«О боже, значит, он и в самом деле лорд?!» – изумилась
Марина.
– Полно, Сименс, – перебил его Десмонд, с легкостью
выскакивая из шлюпки. – Я знаю все, что вы можете мне сказать. Да,
благодарю. Однако лучше помогите этой леди. Мисс Бахметефф, рекомендую: Сименс,
камердинер моего отца, затем брата, затем… очевидно, мой?
– Я служу только милордам.
На бритом, устрашающе брудастом лице высокого, статного,
весьма почтенного и невозмутимого господина (ей-богу, он и сам выглядит как
значительная персона) не отразилось ничего, хотя, Марина могла поклясться, он
уже отметил вопиющее убожество ее одеяния. Разумеется, сарафан, рубаху и платок
не стали выставлять на всеобщее обозрение: Десмонд через совершенно
подавленного капитана купил у какой-то пассажирки за баснословные деньги старый-престарый
плащ. Именно тогда в первый раз пошла в ход байка о французских разбойниках,
которая потом у всех в зубах навязнет!
– Мисс Бахметефф – моя кузина, племянница покойной матушки.
Она поживет у нас некоторое время, – сообщил Десмонд, и Сименс покорно
поклонился Марине.
Может быть, у него и были какие-то вопросы, однако он не
посмел их задать. Правда, при упоминании леди Маккол его лицо слегка
смягчилось, и Марина подумала, что это выдуманное родство может сослужить ей
неплохую службу. А вот интересно, какую гримасу скорчил бы этот невозмутимый
лакей, узнай он истинный титул «кузины»! Скажи ему Десмонд: «Это – леди Маккол.
Кланяйся в ножки, дурак, целуй барыне ручку и говори: ваш раб по гроб жизни
моей, токмо милостями вашими жив, век за вас буду бога молить…» Впрочем, здесь
и слов-то таких не знают, она, кажется, забыла, где находится!
– Миледи, – отвесил новый поклон Сименс. – Какая
жалость, что я не знал о вашем прибытии. Из-за позднего прибытия милорда я взял
на себя смелость заказать номер в гостинице, однако… это только один номер…
– Не стоит извиняться, – беспечно ответил Десмонд, и у
Марины подогнулись ноги: а ну как он скажет, мол, нам не привыкать спать в
одной постели? Ой, нет… перед этим истуканом, таким важным, таким разодетым… –
У вас будет время заказать еще одну комнату и ужин на двоих: мы с мисс Марион
намерены сейчас же проехаться по здешним лавкам, надеюсь, некоторые из них еще
открыты… Не так ли, кузина Марион?
И она снова сказала «да».
* * *
