Урсула замерла, потом медленно обернулась – запаленное
дыхание с хрипом вырывалось из ее тщедушной груди, – взглянула на Марину…
тут же в чертах ее изобразился ужас, и, простонав:
– Леди Элинор! – она грянулась бы на каменные плиты, не
успей Марина подхватить ее. Однако на фонарь Марина не обратила внимания, и он
разбился с грохотом, который в тишине ночи показался оглушительным.
Прижав к себе обвисшее тело, она беспомощно озиралась,
гадая, то ли попытаться оттащить Урсулу вниз, то ли здесь ждать, пока она сама
собой очнется. Помощи, похоже, ждать неоткуда: уж если грохот фонаря по камню
никого не разбудил, то и кричать бесполезно. И тут же она убедилась, что
поднятый ею шум не прошел бесследно. Бросив отчаянный взгляд вниз через перила,
Марина увидела брауни, который, ковыляя и переваливаясь, со всех своих
коротеньких ножек спешил в спасительную тень кустов. А вслед за тем она
услышала голос, исходящий, чудилось, из самой стены:
– Урсула! Это ты, Урсула?
Вопрос без ответа
Если Марина не грянулась без чувств тут же, то лишь потому,
что поддерживала Урсулу. Может быть, побоялась придавить ее своей тяжестью;
может быть, картина двух бесчувственных дам, валяющихся на заброшенной галерее
в лунную ночь, отрезвила ее своей нелепостью. А вернее всего, взбодрил страх:
ведь в беспамятстве она сделается легкою добычею и призраков, и любой другой
злой силы, которая, уж конечно, обитает в замке, что бы там ни говорила
здравомыслящая Джессика. Так или иначе, в обморок Марина не грянулась, а только
привалилась к стене и приготовилась дорого продать призракам свою и Урсулину
жизни. Конечно, леди Элинор алкала крови бедной невесты, но Марина не
собиралась отдать на растерзание беспомощную, несчастную даму, вдобавок в
некотором роде свою родственницу, а потому она собралась с силами и произнесла
как можно спокойнее, надеясь, что призрак поверит и отправится восвояси:
– Урсулы здесь нет. Она ушла.
Стон, донесшийся из стены, выражал даже не разочарование, а
такой ужас, что у Марины сердце сжалось от невольной жалости. Похоже, леди
Элинор возлагала какие-то надежды на эту ночь, и ее жестоко потрясло, что они
оказались призрачными. Впрочем, как можно знать, что думает призрак?
Затаив дыхание, Марина ждала. Она надеялась, что
разочарованное привидение уберется восвояси. Может быть, даже уже убралось. Все
тело ее затекло от неудобной позы и от тяжести бесчувственной Урсулы. Она
шевельнулась, невольно охнув, когда мурашки вцепились в замлевшую ногу, –
и тут же вновь обратилась от ужаса в соляной столб (если, конечно, бывают
сидячие столбы), услышав голос из стены:
– Кто здесь? Кто это?
Настырный, однако, попался призрак! Марина разозлилась – и
вдруг ощутила, что страх ее поуменьшился. Более того! Она вспомнила, как
сбивают с толку нечисть в России. Скажем, повадился мертвец хаживать в дом, где
живет его родня, на которую он злобствовал до смерти и с собой в могилу забрал
эту злобу; или посадили смертельно больного под березою хворь избывать, а она
возьми да подступись вплотную; или просто напала на неосторожного путника на
росстанях сила нечистая, которой не страшен в глухую ночную пору даже крест
святой, – надобно тут не растеряться, а быстренько сказать всем тем, кто
тебя одолевает:
– Приходи вчера!
И остановятся злые призраки, замрут, пытаясь разрешить
неразрешимую загадку и дождаться дня вчерашнего. Человек будет спасен.
Конечно, что годится для русской нечисти, может оказаться
бесполезным для английской. Поэтому Марина решила еще пуще запутать следы и на
новый нетерпеливый вопрос:
– Кто здесь? – ответила с изрядной долей наглости:
– Леди Элинор! И тут же, испугавшись собственной смелости,
так и сжалась, прикрывая собой недвижимую Урсулу, ожидая, что сейчас
раздвинутся стены и оттуда, сверкая очами и грозно воя, вырвется адская сила,
оскорбленная тем, что кто-то присвоил ее имя… ожидая, словом, чего угодно,
только не тихих всхлипываний, которые вдруг донеслись из-за стены, и не шепота,
исполненного последнего отчаяния:
– Боже! Боже, сжалься надо мною!
В тот же миг Урсула шевельнулась, что-то пробормотала,
приходя в себя… Не раздумывая, Марина опустила тело, к которому возвращалась
жизнь, на пол и, бесшумно поднявшись, отступила в узкую, как гроб, нишу,
оказавшуюся в стене. Лунный свет падал сбоку, и ниша казалась темным,
непроглядным прямоугольником на фоне светлой стены. Сейчас Марина жалела лишь
об одном: что на ней светло-голубой пеньюар, который может ее выдать.
Оставалось надеяться, что взор Урсулы будет затуманен бесчувствием и она ничего
не заметит, так что Марина без помех послушает ее разговор с… с кем угодно,
только не с призраком, – в этом она готова была поклясться теперь! Ведь
призраки не поминают имя господа всуе.
Урсула приподняла голову, попыталась сесть, но охнула,
схватилась за голову.
– Урсула? – оживился голос. – Урсула, отзовись!
– Тише, тише, моя девочка, – с усилием отозвалась
старая дама. – Успокойся, я здесь.
– Урсула, слава богу! – Неведомая обитательница стены
едва не плакала от облегчения. – Здесь кто-то был! Кто-то говорил со мной!
– Говорил? – Урсула так и подскочила. – О господи!
О господи, Гвендолин! Как ты могла быть такой неосторожной?! Ты выдала нас!
– Я… я услышала чьи-то шаги, потом грохот… он, чудилось,
разнесся на много верст вокруг, его услышал даже Алан и бросился наутек.
– Ну да, я упала, – недовольно призналась
Урсула. – И проклятый фонарь… от него остались одни осколки. Ужасно глупо,
но мне почудилось, что кто-то схватил меня сзади за платье. Это было так
неожиданно, что я чуть не умерла от страха! Значит, кто-то был. Но кто, кто? Он
назвался?
– Это была она! – выкрикнула женщина из-за стены.
– Она?.. – переспросила Урсула, и даже в зыбком лунном
свете Марина смогла разглядеть, что ее и без того бледное лицо еще больше
побледнело. – О нет, только не это…
– Она назвалась леди Элинор! – возбужденно вскричала ее
собеседница, и Урсула медленно вытащила из-за ворота распятие и приложила его к
губам.
– Леди Элинор? – В ее голосе не было страха, только
безмерное изумление. – А голос? Ты узнала голос?
– Нет, я слышала его впервые.
– Спасибо и на том, – прошептала Урсула. – Может
быть, все еще и обойдется. Но ради всего святого, Гвен… ради Алана, в конце
концов, будь осторожнее! Ведь если они только заподозрят, что я здесь бываю,
они просто-напросто прикончат и меня, и тебя. Ты жива лишь потому, что молчишь.
– Я знаю, знаю, – всхлипнула Гвен. – Он так и
сказал мне сегодня.
