Но как же это могло статься? Марина вернулась на площадку,
припала к щели.
Нет. Каменный пол совершенно чист, лишь кое-где валяются
какие-то веточки, сухие прошлогодние листочки. Урсула убежала сама не своя,
Марине тоже было не до уборки мусора. Что же получается? Bыходит, Урсула потом
спохватилась и вернулась подобрать осколки? Или – Марина вздрогнула – вернулся
кто-то другой? Тот, кто держал здесь Гвендолин и почуял чужой глаз?..
Ей вдруг сделалось жутко. В панике ринулась вниз по
ступенькам, споткнулась, еле удержалась на ногах – да и замерла, пораженная
внезапной догадкой. А что, если никто не возвращался убрать разбитый фонарь?
Что, если и фонарь этот, и разговор узницы с Урсулою, и крики Гвендолин, и
вообще все ночное приключение – не более чем кошмар, призрак… такой же
несуществующий призрак, как леди Элинор, и старик на деревянной ноге, и молодой
поэт, застреливший своего брата?
Марина оглянулась. В распахнутой двери никого, в башенной
комнатке тишина и пустота.
О господи!
Она не знала, что и подумать, только вдруг мучительно
захотелось оказаться отсюда как можно дальше. Она поразмыслит обо всем на
свободе!
Марина сбежала вниз, толкнула уличную дверь. Та не
поддалась: заело что-то, наверное. Толкнула еще раз, другой – и отошла,
бессильно прислонилась к стене.
Все-таки ей судьба была найти в этой башне хоть одну
запертую дверь. Ту самую, через которую она сюда вошла, а выйти – не может.
* * *
Конечно, дверь запер Десмонд. Нет, не нарочно. Хозяйский
глаз заметил недогляд – и устранил оплошность. Небось там, снаружи, висит
теперь такой замочище! Можно хоть век ударяться в двери плечиком, толку не
будет, кроме синяков.
Hадо бы крик поднять – но Марине не хотелось. До чего же
глупо станет она выглядеть, когда ее отомкнут! Представился холод в глазах
Десмонда, его презрительно изогнутая бровь: «Вечно вас куда не надо заносит, не
в баню, так в башню!» Ох, нет. Крик она оставит на потом, когда уж точно не
останется иного способа выбраться отсюда.
Окно, ведущее на галерею и забитое крест-накрест, встало
перед ее глазами. Если бы расшатать гвозди и вытащить хотя бы две доски, она
смогла бы выбраться на переход и вернуться в замок совершенно незаметно, той же
лестницей, которой они с Урсулою бегали ночью… точнее, во сне. Разумеется,
Марина верила в вещие сны: ее так уж точно был вещим! Она помнила, как блестел
камень в свете луны, нишу, где пряталась, ну и все остальное. Еще раз поглядела
– все на месте! Кроме разбитого фонаря. И кроме Гвендолин…
Ладно, она поломает голову над этим потом. А сейчас надо
выбираться отсюда, и поскорее: холодно!
Не прошло и четверти часа, как ей стало жарко – не то от
усилий, не то от понимания, что они тщетны. В ход пошла ножка сломанного
табурета, потом вторая, третья, четвертая… Все они сломались одна за другой, а
не то что вытащить – даже расшатать хотя бы одну доску Марине не удалось.
Пожалуй, все-таки лучше кричать.
А если никто не услышит? Вот ужас-то! Нет, ночью Урсула
обязательно придет проведать Гвендолин – и найдет Марину.
«Тьфу! Не придет Урсула, потому что никакой Гвендолин нет на
свете! – сердито сказала себе Марина. – Ну, кричи, кричи давай!»
И все-таки она медлила. Что толку орать в небеса? Лучше
вернуться к нижней двери: там, глядишь, хоть кто-то мимо пройдет. О господи, да
ведь, кажется, уже темнеет! А что, если… У Марины подкосились ноги от ужасной
догадки: что, если Гвендолин все-таки существует, но, как всякий призрак,
принадлежит ночи? И как только тьма вползет через порог и заскулят в замке псы,
предчувствуя недоброе, Марина вновь услышит жалобный плач, и увидит белую,
тщедушную фигурку Урсулы, и брауни, который в лунном свете играет на лужайке,
и, может быть… о господи, спаси и помилуй! – даже себя, застывшую в нише…
как прошлой ночью!
Правая рука ее так и замелькала, осеняя крестами себя, стены
вокруг, а левая цеплялась за перила, когда Марина со всех ног неслась вниз, с
жадностью ловя последние промельки дня, проницавшие сумрак башни. Она уже
открыла рот, готовясь закричать, но едва не рухнула без чувств от страха:
тишину башни взрезал не ее перепуганный вопль, а хриплое:
– Мя-а-у!
* * *
Бредовая мысль, что этот звук исторгнут ее горлом, что
призраки уже напали на нее и лишили человеческого голоса, все-таки успела на
краткий миг завладеть ее сознанием, но тут же исчезла, когда Марина услышала
второе «мяу» и увидела у своих ног огромного беловато-рыжеватого кота.
Макбет!
– Ты, дурак, чего орешь? – спросила она сердито. –
Напугал меня до полусмерти.
На круглой, сытой усатой морде выразилось совершенно
человеческое возмущение. Очевидно, он не привык, чтобы с ним разговаривали в
таком тоне. Марина, впрочем, уже устыдилась своей грубости и, решив исправить
содеянное, потянулась его погладить. Да не тут-то было! Макбет был кот с
характером. Отскочив, он повернулся к Марине спиной, брезгливо тряхнул сперва
одной, потом другой задней лапкой, выражая свое глубочайшее презрение
неприветливому человеческому существу, а потом скользнул в узкую щель между
досками и стеной. Наверное, там был какой-нибудь кошачий лаз.
– Макбет, ради бога! – в панике воззвала Марина, поняв,
что сейчас останется одна, и, с неожиданной силой отшвырнув одну доску, потом
другую, так и ахнула, увидев перед собой этот самый «кошачий лаз»: в пол-аршина
шириной и не меньше чем в два длиной. Не самое просторное отверстие, однако
вполне достаточно, чтобы мог протиснуться человек. Это Марина и проделала
незамедлительно, думая сейчас даже не о том, что перед ней открывается
возможный путь к спасению, а о том, дабы не оставаться одной.
Пробежав несколько шагов на полусогнутых, она вдруг ощутила,
что потолок поднялся, и осторожно распрямилась, пытаясь проникнуть взором
сквозь тьму. Похоже, она оказалась в настоящем подземелье, причем настолько
влажном, что вода сочилась сквозь стены. О господи, не вернуться ли? В башне
хотя бы сухо и не так промозгло. Куда он ее завел, этот чертов Макбет?
– Мяу! – раздалось у ног, и Марина с трудом подавила
желание схватить кота на руки и ощутить его живое, успокоительное тепло.
– Вот что, друг, – сказала она любезно. – Ты меня
сюда завел – ты и выводи.
Макбет немедленно ринулся вперед, и Марине, чтобы не
потерять его, пришлось припустить со всех ног.
Белый клок тумана мелькал впереди; она бежала, изо всех сил
сдерживая себя, чтобы не оглянуться. Ну что там, сзади? Ход в башню, только и
всего. Марина старалась не думать, что этого хода больше не видно, и даже
захоти она – не найдет дороги назад. Вот уж правда, что у нее теперь оставался
только один путь – вперед, и один проводник…
