– Ну, наверное, хотя я не чувствовала: была в обмороке.
Однако первое, что я увидела, это лицо Десмонда. Мужчины все-таки слабее нас,
женщин. Они совершенно не выносят вида страданий! Здесь неподалеку покои
Джаспера, а он, как известно, болен. Иногда я слышу его крики, стоны, он о
чем-то просит Сименса… Кто бы мог подумать, что малярия может причинять такие
муки! «Малярия? Да если б ты знала!..» Только чудом Марина удержала на самом
кончике языка рассказ о том, что она повидала сегодня у Джаспера!
Наверняка Джессике, как давней обитательнице Маккол-кастл,
все уже давно известно. Это, конечно же, одна из семейных тайн, которые
тщательно охраняются от посторонних. И от нее, Марины, тоже… Вдобавок, кого бы
там ни искал сейчас Сименс (а ведь он, можно спорить, решил, что к Джасперу
пробралась Агнесс, только ее он зовет ведьмой), после того как Марина расскажет
о своих приключениях Джессике, это незамедлительно будет известно всем. Если
проболталась Марина, почему не проболтаться и мисс Ричардсон?.. И тогда – о,
тогда Десмонд узнает, что это она потворствует пагубным прихотям его дядюшки,
суя свой нос куда не надо. А Джаспер… проведай Джаспер, что она разгласила его
тайну, не разгласит ли он, в свою очередь, ее секрет? Какой? Да мало ли! Сказал
же он, что видит насквозь дьяволенка, который всем морочит головы! Нет, лучше
помалкивать…
– Марион?
Джессика смотрела не без изумления, и Марина, прячась от
этого проницательного взгляда, неловко сменила тему:
– Значит, Десмонд вернулся ночью?
– Да. И, боюсь, ему едва ли удалось как следует выспаться!
Сначала меня отхаживали, а потом… потом я устроила такую истерику.
– Истерику?! – Марина вытаращила глаза.
В ее представлении это слово было связано с теткой, вопящей
дурным голосом и кидающейся рвать волосы, царапать лица или просто лупцевать по
чем попало прислугу, нарочно выстроенную в ряд для того, чтобы барыне было на
кого излить неутихающую злобу на весь мир – и успокоиться хотя бы на время.
Нет, очевидно, Джессика имеет в виду нечто иное.
– Ну да, истерику, – слабо улыбнулась та. – Видите
ли, я получила некое письмо… – Она замялась, взглянув на Марину, как бы
размышляя, можно ли ей довериться.
Чувствовалось, что ей до смерти надо с кем-то
пооткровенничать, – и она решилась.
– А, все равно вы узнаете: в этом доме ничего невозможно
утаить! Это было предложение руки и сердца.
– Ах! – только и смогла сказать Марина, в восторге
всплеснув руками: нет ничего милее юным девам, чем обсуждать сватовство,
замужество и тому подобное, даже если одна из них – не совсем дева, вернее –
совсем не дева, а другая недавно схоронила жениха.
Джессика слабо улыбнулась:
– Я постаралась не обращать внимания и даже оставила письмо
без ответа, однако Десмонд, воротясь, сообщил мне, что виделся в Лондоне с… с
этим господином, и тот официально заявил ему о своих намерениях относительно
меня. Ну и… – Джессика слабо махнула рукой, – сознаюсь: это меня просто
подкосило. Я даже плохо помню, что со мной было, что я наговорила Десмонду.
– О, так вам не по душе сие сватовство? – наконец-то
догадалась Марина. – Как жаль. Он, верно, очень беден?
– Отчего же? Богат! – Джессика тяжело вздохнула, Марина
с ужасом увидела, что ее прекрасные голубые глаза неудержимо наполняются
слезами. – Ну, может быть, кого-то и устроит, что он богат, но ведь это
его единственное достоинство. Он… он просто-напросто уродлив: облысевшая
голова, сгорбленная спина, желтый цвет лица, свидетельствующий о больной печени
и плохом желудке. И к тому же этот Риверс очень скуп. Мне предстояло выйти
замуж за истинное пугало! Можно не сомневаться, что он бы превратил мою жизнь в
домашний ад! Последние слова были уже едва различимы среди беспрерывных
всхлипываний, и Марина даже испугалась, что вчерашняя истерика возобновится. Но
Джессика улыбнулась, и слезы на ее длинных ресницах заиграли в свете свечей.
– Десмонд – благослови его господь! – все понял и сразу
сказал, что принуждать меня ни при каких обстоятельствах не станет. Он уверил
меня, что я могу жить в Маккол-кастл сколько угодно. Всем известно, что я была
невестой Алистера, что мне некуда деваться, а коли так, Макколы должны
заботиться обо мне, как о родственнице. Конечно, если бы мы с Десмондом жили в
замке одни, это могло вызвать толки и он, чего доброго, вынужден был бы
жениться на мне, но присутствие Урсулы и Джаспера… что такое, Марион?! –
Ни-че-го, – с усилием выдавила Марина. – Просто вдруг в горле
запершило! Ерунда!
Никакая не ерунда. Ничего нигде не запершило – у нее дыхание
сперло от слов Джессики: «Он вынужден был бы жениться на мне». Конечно, это был
бы лучший выход для всех: для Джессики, для Десмонда, для семьи. И для нее
тоже! Влюбись Десмонд в Джессику, он постарался бы поскорее сплавить отсюда
свою тайную жену, предварительно освободив ее от брачных уз. Да и вообще этот
брак недействителен, ясно же.
Марина свободна, она может заглядываться на любого мужчину,
хоть бы на Хьюго. То же и Десмонд. Но почему-то от мысли о том, что Десмонд
может полюбить – не просто плотски желать, но любить! – кого бы то ни
было, пусть даже милую и очаровательную Джессику, у Марины защемило сердце.
Нет, это надо скрыть, непременно скрыть, не дай бог Джессике хоть что
заподозрить. Довольно, что Джаспер уже углядел в ее глазах нечто такое.
– Я… кажется, я простудилась, – выдавила Марина,
старательно и довольно-таки натурально чихая. – Ах, боже мой!
Ап-чхи! – Она выхватила из кармана платок, поднесла к носу – и выронила:
что-то укололо ее лицо. И вовсе это не платок, а скомканная бумажонка, вся
кругом исписанная и исчерканная.
Батюшки-светы! Да ведь это листок из Джасперова дневника,
ничто иное! Очевидно, Марина безотчетно сунула листок в карман, когда Сименс
едва не застиг ее на месте преступления.
Она быстро нагнулась, как в воду кинулась за скомканным
листочком, но Джессика оказалась проворнее.
– Вы уронили, Марион. Что это? Какой у вас странный носовой
платок! – Она рассмеялась.
– Сама не знаю, что такое? – деревянно пробормотала
Марина. Джессика развернула листок:
