– Ну, в свете последних новостей совершенно неизвестно, кто
на самом деле отец этой девочки! Джаспер ведь уверял в своем дневнике, что
неспособен иметь детей. Наверное, Флора с кем-нибудь украдкой согрешила, а он
снисходительно простил свою любовницу. Фу! – Она вдруг брезгливо
передернулась. – Чтобы один из Макколов открыто признал своей дочь какого-нибудь
крестьянина, браконьера, в лучшем случае фермера?! Это… это постыдно! –
Тут она нахмурилась и постаралась вернуться к прежнему своему спокойному,
рассудительному тону: – Но это уж их дела, которые меня не интересуют. Мы
говорили о Гвендолин. Так вот: она родила мертвого ребенка. Я даже не знаю, сын
это был или дочь. Гвендолин, впрочем, даже не успела погоревать, потому что
через сутки и сама умерла от родильной горячки. Флору, бедняжку, это так
потрясло, что у нее тут же начались схватки (я забыла упомянуть, что она в ту
пору тоже была беременна), – и она прямо там, в монастыре, родила свою
дочь. Джаспер узнал об этом через посыльного, примчался, увез свою любовницу в
деревню…
– А Гвендолин? – перебила Марина, едва дыша. – Что
было с Гвендолин?
– Да умерла она, я ведь вам уже говорила! – сухо
ответила Джессика.
«Боже мой, она нисколько не сомневается в том, что Гвендолин
умерла, – отрешенно подумала Марина. – Значит, мне и Урсуле являлся
призрак Гвендолин, которую, наверное, терзали какие-то адские силы, а вовсе не
какой-то там насильник. Или… Я тоже сошла с ума?»
– Вы… в этом уверены? – нерешительно спросила она.
– Как я погляжу, вы и впрямь всерьез озабочены проблемами
Маккол-кастл, – через силу улыбнулась Джессика. – Ох, это все такая
путаница! Но можете не сомневаться: Гвендолин мертва. В этом я убеждена так же,
как в том, что сейчас говорю с вами. Я даже знаю, где покоится ее тело.
– Откуда? – вскинула брови Марина, и Джессика повторила
ее движение.
– То есть как это – откуда?! В монастыре мне показали место,
где она покоится. И надгробную плиту с надписью.
– А ребенок?
– Разумеется, он похоронен там же. И если я всплакнула, стоя
над тем бедным холмиком – а видит бог, я не смогла сдержать слез! – с
выражением стыда на лице воскликнула Джессика, – то не над прахом
Гвендолин, а лишь над этим бедным малюткой, который… Понимаете, – она
вскинула измученные, тоскливые глаза на Марину, – ведь если бы Алистер
погиб уже после того, как мы с ним поженились, и пусть бы я даже не успела
зачать… я могла бы взять ребенка Гвендолин и воспитать его как своего сына или
дочь.
– Дочь, – эхом отозвалась Марина, и у нее вдруг мурашки
побежали по спине от внезапной догадки. – Дочь!
– Что – дочь? – обеспокоенно глянула Джессика.
– Ох, не знаю! – возбужденно пробормотала
Марина. – Не знаю, но…
– Но – что? – повторила Джессика.
– Это бред, конечно, я даже не уверена, стоит ли говорить…
– Не уверены – так не говорите. Но это нечестно – делать
намеки, а не говорить! – надулась Джессика. – Да я уже умираю от
любопытства.
Марина глубоко вздохнула. Эта невероятная догадка так и
распирала ее, она уже не смогла бы промолчать, даже если бы и захотела!
– А что, если ребенок Гвендолин вовсе не умер? Что, если
Флора взяла его, в смысле – ее, и выдала за свою дочь? – выпалила она.
– Но тогда бы у Флоры было двое детей, а у нее лишь одна
дочь, – пренебрежительно ответила Джессика, и вдруг глаза ее расширились:
– Вы имеете в виду, что…
– Ну да, да! – нетерпеливо воскликнула Марина. –
Умер на самом деле ребенок Флоры! Тогда вполне понятно, почему Джаспер так
охотно признал девочку за свою и не бросил Флору. Ведь это вовсе не дочь
какого-то там крестьянина, как вы говорили, или фермера, или кого-нибудь еще.
Это дочь…
Она прикусила язык, с жалостью глядя на Джессику, лицо
которой приняло прежнее измученное, тоскливое выражение.
– Нет уж, вы договаривайте! – выдавила она с
усилием. – Вы ведь хотели сказать, что это дочь его родного племянника
Алистера, да?
Марина, отвернувшись, кивнула. И чего это она все суется в
чужие дела, шарит всюду носом, как залетевшая в дом сорока. И умишка ведь не
больше чем у сороки… То никак не может поверить в очевидное: что Десмонду на
нее наплевать! – то вдруг ее осеняют невесть какие бредовые прозрения, и
она спешит поведать их всем и каждому, нисколько не заботясь, что убивает людей
наповал.
– Да ведь это только так показалось мне, – начала она
неуклюже оправдываться. – Вы меня не слушайте! Я иногда такого наговорю,
что сама диву даюсь.
Она замолчала. В том смятом листке из дневника Джаспера было
еще кое-что… но об этом лучше сейчас не говорить. С Джессики на сегодня уже
хватит Марининых догадок! Каково это будет ей узнать, что девочка, которая
живет у Флоры, на самом деле вовсе не побочная дочь Алистера, а…
Марина мысленно заперла свой рот на самый большой из всех
когда-либо виденных ею висячих замков и даже глаза потупила, чтобы Джессика,
сохрани боже, не смогла прочесть ее тайных мыслей. Затем поскорей подскочила к
шкафу и принялась перебирать платья: надо же, в конце концов, одеться, хватит
стоять полуголой, уж и плечи озябли.
Она потянула к себе малиновое платье с белым кружевным
воротничком, которое еще ни разу не надевала, как вдруг Джессика очутилась
рядом и резко задвинула платье в глубину шкафа.
– Нет. Не это. Надевайте амазонку, Марион!
– Амазонку? Это еще зачем?
– Поедем в деревню, – возбужденно ответила
Джессика. – Я сейчас же прикажу седлать.
– В деревню? – промямлила Марина. – А зачем – в
деревню?
Джессика обернулась и глянула на нее вприщур.
– Зачем? Вы еще спрашиваете – зачем?! – И она снова
лихорадочно принялась перебирать платья. – Да где же ваша амазонка, черт
бы ее подрал!
Марина тяжко вздохнула. Разумеется, Джессика обо всем
догадалась! Она не могла не вспомнить слова из письма Джаспера – о венчании
Алистера и Гвендолин. Она не могла не догадаться, что если та маленькая девочка
и в самом деле не дочь Флоры, то она законная племянница Десмонда – истинная
леди Маккол! Да… теперь Джессика не остановится, пока не убедится в своей
правоте. Придется все-таки поехать с ней, а то как бы ей в дороге не стало худо
от таких-то потрясений.
– Вот она, амазонка, – нехотя сказала Марина. –
Синяя. Давайте я достану.
