Странно, что, услышав имя этой девки, которая вечно
возникает у нее на дороге, она сначала почувствовала глухое раздражение, и
только! Но раздражение сменилось испугом, а потом ужасом, когда она увидела
саму Агнесс. Служанка ехала верхом на лошади – вороной кобыле. Одета она была в
длинную черную рубаху, задранную, впрочем, выше колен. Вглядевшись, Марина
обнаружила, что седло под странной наездницей мужское, а ноги опутаны веревками
и связаны. Руки же прятались в рукавах рубахи: таких длинных, что они были
завязаны узлом на спине. Агнесс сидела согнувшись, однако и сквозь завесу
длинных, спутанных черных волос видно было, что рот ее завязан черной тряпкой.
Лошадь, которой она не правила и которую не понукала, тем не менее покорно шла
по тропе, ведущей к реке, словно этот путь был ей хорошо знаком.
– Эт-то что еще… – изумленно начала было Марина – и снова
едва не выпала из седла, потому что Джессика вцепилась в ее поводья и,
развернув своего коня, резко потянула за собой Марининого конька в сторону
леса.
Ничего не понимая, думая лишь о том, чтобы удержаться в
седле, она оглянулась, цепляясь за гриву, – и снова с ужасом вскрикнула,
увидав процессию не менее чем двух десятков человек, одетых в белые балахоны и
следующих к реке за Агнесс – тоже верхом, но на белых конях. Однако в отличие
от возглавляющей процессию Агнесс никто из них не был связан.
Лицо предводителя, ехавшего почти вплотную к Агнесс,
показалось знакомым.
– Погоди, да погоди! – Марина силилась перехватить
повод, замедлить бешеную скачку, и наконец-то ей это удалось. С ловкостью,
которой она сама от себя не ожидала, Марина лихо заворотила коня почти на дыбах
и снова поскакала к дороге.
– Вернись! Вернись, не то погибнешь! – задушенно выкрикнула
Джессика, обгоняя Марину и преграждая ей путь. Лицо ее было исполнено такого
ужаса, что Марина заколебалась. – Ты сначала посмотри! Ты на него
посмотри! – сдавленно произнесла Джессика, с трудом сдерживая испуганно
пляшущего коня, и Марина вгляделась в предводителя процессии, который в это
мгновение воздел руки и так резко вскинул голову, что капюшон съехал ему на
затылок, открыв знакомые устрашающие бакенбарды, сейчас сильно растрепанные.
– Да ведь это Сименс! – ахнула Марина. – Что он
здесь делает? Что здесь делает Агнесс?
– Да неужели ты не понимаешь?! – яростным шепотом
выкрикнула Джессика. – Сименс наконец поймал свою ведьму. И это… Агнесс!
Испытание ведьмы
Марина растерянно оглянулась. Джессика нервно стиснула руки:
– Я не хотела тебе говорить… Поэтому и заставила уехать
сегодня так рано. Хотела избавить тебя от этого, но я-то обо всем знала с
самого утра. Ночью Сименс рассыпал в твоей комнате мак и ходил по коридору,
карауля. Но как он ни стерег, на маке оказался отпечатан след туфли со стоптанным
каблуком. Это было на рассвете, весь замок еще крепко спал, и Сименс тотчас
ринулся по комнатам служанок, собирая в охапку их туфли. Ну и… одна пришлась
как раз по следу. Ее… ту, кому принадлежала эта туфля, Сименс и два лакея, его
подручные, сразу связали и увели. Она, бедняжка, и пикнуть не успела, а
остальные так запуганы Сименсом, что не осмелились ему противиться. К тому же
Агнесс так или иначе всем насолила, вот никто за нее и не вступился.
Несколько мгновений Марина непонимающе глядела на взволнованное
лицо Джессики, а потом издала хриплый смешок:
– Да ведь это же чепуха! Я ему сама рассказала про этот мак,
но лишь для того…
– Ты?! – воскликнула Джессика, отшатываясь. –
Зачем?
– Ну, я хотела, чтобы он помешал Агнесс ходить ночью по
замку. Я как-то раз увидела ее и до смерти перепугалась: думала, что это
привидение. Ну и…
Марине показалось, что она отовралась очень убедительно,
однако глаза Джессики стали как лед:
– А позволь спросить, что ты сама делала по ночам в
коридоре? Возвращалась от Десмонда, но столкнулась с Агнесс, которая спешила в
ту же постель? То есть вы просто не поделили любовника, и ты за это отдала
бедную девушку Сименсу на расправу?
Все это было правдой, правдой, и Марина знала, что, если бы
она даже захотела соврать, язык не повернется.
– Я просто хотела, чтобы он ее остановил, – шепнула
она, смахивая слезы стыда. – Откуда мне было знать, что он поверит в мои
сказки?
– А он, наверное, и не поверил, – кивнула
Джессика. – Все эти жабы, скачущие на черных котах, просеивание лунных
лучей сквозь решето, разная прочая чушь, которую болтают служанки, – это
не произвело на него особого впечатления. И тогда… о господи, ну почему я была
вчера так слепа! – со стенанием в голосе вдруг выкрикнула она. –
Сразу же было видно, что тебе ничуть не страшно, а это значило, что ты сама
подстроила все это!
Марина помотала головой. Ее словно паутиной опутало! Она
вдруг перестала что-либо понимать.
– Погоди, – сказала она, недоумевающе улыбаясь. –
Это ты о чем? Что я, по-твоему, подстроила?
– Что? – сквозь слезы усмехнулась Джессика. – А ты
не догадываешься?
– Нет…
– Не ври! Не ври! Мне еще вчера показалось странным, что ты
не очень испугалась куклы, а сегодня я понимаю почему. Ведь ты ее сама сделала!
Сама туда спрятала! И я, как дурочка, здорово подыграла тебе, когда ее нашла!
– Нет! – отчаянно закричала Марина. – Я не делала,
не делала этого!
Джессика с такой силой вцепилась в ее руку, что у Марины
даже дыхание перехватило от боли.
– Молчи! – прошипела она. – Не то они заметят нас,
схватят и убьют – после того, как разделаются с Агнесс!
Марина проследила за взглядом ее глаз, до краев наполненных
ужасом, и содрогнулась, увидев, что, пока они спорили, страшное действо на
берегу неостановимо развивалось.
Мужчины в белых балахонах спешились и сняли с черного коня
Агнесс, которая, не издавая ни звука – рот у нее был по-прежнему
завязан, – попыталась вырваться из сильных рук, тянущих ее к воде.
– Мы должны спасти ее, – воскликнула Марина. – Я
скажу, что сама во всем виновата, они отпустят ее…
– И утопят тебя, – закончила Джессика. – Ты и
одета подходяще для ведьмы: в черном платье, на темном коне. Все так, как в их
гимнах:
Черна твоя лошадь,
Черен твой плащ,
Черно твое лицо,
Черен ты сам.
Да, черен ты весь!
Ты и себя погубишь, и Агнесс не спасешь.
