Неизвестно, какое чувство, ревность или страх за Десмонда,
оказалось подобным стреле, однако Марине словно бы сердце пронзило. Хватаясь за
стену, истово считая до пятнадцати и ежеминутно боясь сбиться, она вернулась к
щели, ведущей в комнату Джессики, влетела туда, едва не забыв поставить доски
на место и замаскировать складками гобелена, а потом выскочила в коридор и
понеслась прочь.
Нет, в башню она будет искать другой путь. В конце концов,
раздобудет какой-нибудь тесак, тяжелый нож, еще что-то в этом роде и
расковыряет окно, ведущее на галерею. Или допытается у болтушки Глэдис, где
могут храниться ключи от башни, и попытается выкрасть их. Так или иначе, она
что-нибудь да придумает. Постарается придумать! Но это потом. А пока она не
сможет вздохнуть спокойно, если не увидит хотя бы издали Десмонда и не
убедится, что с ним все в порядке.
Он поехал, очевидно, по сельскохозяйственным угодьям, думала
Марина, галопом слетая по лестницам и рысью перебегая лужайку. Надо поскорее
переодеться в красивую синюю амазонку (благо карман в ней уже починен) и
отправиться покататься верхом. В конце концов, ей этого никто не запрещал. Она
поедет по той дороге, по которой обычно ездит Десмонд, и будет просто
удивительно, если они не встретятся. Совершенно случайно, разумеется. Надо,
чтобы ей оседлали другого коня, не вороного, на котором она ездила в последний
раз. Ничто не должно напоминать Десмонду о том печальном дне, когда Марина мчалась
в черной амазонке, на черном коне, а навстречу, на черном же коне, в черном
рубище, везли Агнесс.
Конечно, она попросит Хьюго оседлать белого, или рыжего, или
другого коня.
Хьюго! Несмотря на свою тревогу, Марина ощутила необычайное
волнение, как всегда при мысли о Хьюго. А что, если и он взглянет на Марину с
отвращением? Ведь Агнесс была и его любовницей. И пусть он спал чуть ли не со
всеми горничными в замке, едва ли кто-то проделывал для него такие штучки, как
Агнесс.
Марина вспомнила ту давнюю сцену в конюшне, и ей вдруг стало
жарко. Вот будет смешно, если Хьюго решил, что она погубила Агнесс из ревности
к нему! Точно так же думает Десмонд. Эти двое мужчин похожи не только тем, что
волнуют женское естество Марины. Оба они, и лорд и конюх, уверены в собственной
неотразимости, в праве поступать со всякой женщиной, будь то леди или служанка,
так, как взбредет им в голову… или в другое место. Но ничего, пусть только
Хьюго посмеет обойтись с ней непочтительно. Она ему покажет, что такое русская
княжна. Она заставит встать его на место, этого забывшегося холопа!
Марина прижала руки к сердцу. Что это оно так колотится? С
чего бы ему колотиться-то? И почему каждое слово, которое приходит ей в голову,
кажется жутко двусмысленным – до неприличия? Она ему покажет… что покажет? Она
заставит встать его… что? О боже, господи, Иисусе Христе! Марина размашисто
перекрестилась, но грешные мысли не унимались. Вспомнилось, как Хьюго сказал
тогда: «Только прикажите – и я покажу вам лучшего скакуна на свете!» Или нет.
Он сказал еще что-то более неприличное, теперь уж и не вспомнить. И он позволил
себе такое при первой же встрече! Посмотрел на нее без наглости, а как бы с
неутоленной тоской. А вот интересно, как он поглядит на нее сегодня? Что
скажет? Что… посмеет сказать?
Марине сделалось вдруг до того невтерпеж хоть краем глаза
увидеть Хьюго, что она решила не тратить время на переодевание, а отправиться
кататься как есть. А что? На ней очаровательное серое платье, такое скромное,
что способно охладить самого ярого нахала. Правда, декольте в нем не столь
скромное, довольно глубокое, в нем даже зябко, потому Марина взяла с собой
шаль. Но на дворе потеплело, шаль как бы и ни к чему.
Она потянула вниз тонкий кашемир, но ткань не поддавалась,
очевидно за что-то зацепившись. Марина принялась было отцеплять, но тут ее руку
накрыла чья-то ледяная ладонь и зловещий голос прокаркал:
– В чем это ваши пальцы, леди Элинор? Неужели в крови?
* * *
Марина взвизгнула так, что у нее засаднило в горле.
Обернулась, готовая прибить шутника на месте, – и тут же отступила в
бессильной ярости: перед ней стояла главная невеста Макколов в своем обычном
наряде, однако без капли всегдашних слез на выцветших глазах.
– Простите, ох, простите! Я не хотела вас напугать! –
замахала она ручками и, очень ловко поймав запачканный палец Марины, потащила
его ближе к глазам. – Ах нет, это не кровь, – после пристального
разглядывания изрекла леди Урсула, и в голосе ее послышалось явственное
разочарование. – Какая-то краска. Отвар каштанов?
– Вы, я вижу, огорчены? – не без ехидства ответила
Марина. – Да, это краска. А почему, позвольте спросить, с моих рук должна
капать кровь?
– Ну, после того, как вы погубили фею лесного озера… –
туманно начала леди Урсула, однако ее бледно-голубые глаза были на диво ясными,
и Марина поняла, что старая дама ничуть не безумнее ее самой – во всяком
случае, сейчас. И этим моментом следовало воспользоваться!
– Да бог с ними, с руками, – нетерпеливо сказала
Марина. – И с феей тоже. Вы мне лучше скажите, где Гвендолин? Куда она
пропала после той страшной ночи?
– Кто? – хлопнула светлыми ресницами леди Урсула, но
Марину уже было не остановить.
«Дед Пихто!» – едва не огрызнулась она любимым присловьем,
однако сдержалась и раздельно, негромко произнесла:
– Гвен-до-лин.
– Ах вот, значит, как ее звали! – оживилась леди
Урсула.
– Кого? – настало время озадачиться Марине.
– То есть как это кого? Фею лесного озера, конечно, которую
вы погубили! Я, правда, думала, что ее имя – Агнесс, но я, наверное, как
всегда, все перепутала. Значит, ее звали Гвендолин… Красивое имя! Вам, конечно,
виднее, леди Элинор, как звали фею лесного озера, которую вы погубили и чьей
кровью теперь обагрены ваши руки…
– Это не кровь, – устало произнесла Марина, чувствуя,
что у нее нет сил вырваться из паутины того бреда, которым ее медленно, но
верно опутывают. – Вы сами сказали, что это краска. И я не леди Элинор, а…
– Ну разумеется! – воскликнула леди Урсула. –
Какая же вы леди Элинор?! – Почудилось, или в ее глазах и впрямь сверкнуло
презрение? Но с чего бы это? – Вы – мисс Марион Бахметефф. Русская кузина,
да… – Какая многозначительная пауза! Или это тоже чудится? – Так вот, мисс
Марион, часа два назад вас искал какой-то человек.
– Какой еще человек? – удивилась Марина. – Кто мог
меня искать? Может быть, – не удержалась она, чтобы не
съехидничать, – он все-таки искал не меня, а леди Элинор?
