словно бы зазвучал вдруг совсем рядом печальный,
надтреснутый голосок. Марина прижала кулаки к глазам. Глаза болели – наверное,
оттого, что слез не было. Вот странно: она, у которой всегда ручьем лились
слезы, чуть голову наклонишь, на сей печальный раз почему-то не могла плакать,
и от этого было так горько на душе – горше некуда. Она вспомнила, как увидела Урсулу
впервые: истлевший флердоранж на кудлатой седой голове, густо нарумяненные
пергаментные щечки, выцветшие, исплаканные глаза, сухая лапка, нервно комкающая
платье… вечная невеста! Она осталась такой и в жизни, и в смерти – глядевшая на
мир с вечным ожиданием чуда, но узнавшая только одно: чудес не бывает и зло
неодолимо…Любопытно бы узнать, сама-то Джессика, обвиняя Марину, верила в то,
что говорила, или просто нагло, вдохновенно лгала, как она лгала всем и всегда?
Жаль, что она нашла этот дурацкий балахон за шкафом, а не то еще вопрос, какое
последнее, «роковое» доказательство приберегла бы она для Десмонда. Ну, у нее
всегда нашлась бы в рукаве козырная карта, как у заправского шулера. А тут даже
не пришлось прибегать ни к каким махинациям. То-то небось возликовала Джессика,
увидев, что жертва клеветы избавила ее от всех хлопот по подтверждению
страшного обвинения!
Марина покачала головой. Нет, не так. Она опять
недооценивает Джессику. Уж если она или Хьюго, а может быть, они оба следили
вчера за Урсулой, то прекрасно знали: войдя в спальню Марины в белых тряпках, в
образе леди Элинор, Урсула вышла оттуда одетая как обычно. Да, Джессика играла
наверняка. Она знала, что искать. Никакой козырной карты из рукава вытаскивать
не пришлось: эта карта лежала за шкафом и покорно ждала, когда ее откроют. Ну
разумеется! Ни Урсуле, ни Марине мысль о слежке и в голову не могла прийти!
Расставаясь нынче перед рассветом, все наконец выяснив, обо всем договорившись,
они чувствовали себя победительницами, не сомневаясь, что теперь-то уж с
«проклятием Макколов», как это называла Урсула, будет покончено. И где они
теперь, эти победительницы? Одна мертва, другая заточена. Что-то еще сказал
Десмонд… Ах да: ее будут охранять. Нет, не жизнь ее – будут охранять
преступницу, пока коронер, пристав или кто там еще, какие-нибудь стражники, не
арестуют ее как убийцу. Надо думать, их еще нет в замке, не то Марину сдали бы
им с рук на руки. Ну что же, значит, у Марины пока есть время… время хотя бы
хорошенько подумать.
Ей послышался какой-то шорох в углу комнаты, за шкафом, и
Марина опасливо оглянулась. Нет, никого и ничего. Да и чего ей бояться? Пожелай
Джессика прикончить ее, она уже сделала бы это давно, с такой же легкостью и
дьявольской изобретательностью, с какой она прикончила всех мешавших ей людей:
Алистера, Гвендолин, Урсулу… Нет, Марина сейчас нужна ей живая. Убей-ка ее – и
она станет еще одной жертвой, смерть которой вызовет вопросы. А на вопросы
худо-бедно надо отвечать. А вдруг чей-нибудь пытливый умишко докопается до истины,
как докопалась до нее Марина? Ведь она и без помощи Урсулы поняла, кто главный
виновник кошмаров, которые обрушиваются на Маккол-кастл. И все-таки в полном
выявлении истины она не обошлась бы без помощи Урсулы… хотя отныне опять
придется рассчитывать только на себя.
Марина ощутила влагу на щеках и поняла, что наконец-то
смогла заплакать. Бедная Урсула!.. Изо всех своих душевных сил Марина
взмолилась о том, чтобы сэр Брайан, ежели он все-таки не сбежал коварно из-под
венца, а все эти долгие годы пребывал на небесах, встретил свою невесту у
райских врат, чтобы хоть там, в заоблачных высях, они обрели счастье и
блаженство, которых не было суждено им при жизни. И все-таки Марина
чувствовала: даже повстречавшись с женихом, леди Урсула не обретет покоя на том
свете, пока не будут наказаны убийцы, пока не восторжествует справедливость, а
ее ненаглядный Десмонд не обретет счастья.
Марина угрюмо покачала головой. Ей, воспитанной в канонах
русского домостроя, почти не изведавшей дома той воли, которую пусть медленно,
пусть неохотно, а все-таки начал предоставлять женщине буйный и страстный XVIII
век, все еще странной, даже дикой казалась та свобода, которую имели почти все
женщины в Англии, та сила, которую они приобретали вследствие этой свободы…
может быть, не осознавая, что их сила порождает проявления слабости у другой
половины рода человеческого. И вот вам результат: Десмонд. Ох уж это счастье
Десмонда, за которое столь пылко сражаются все в Маккол-кастл! Агнесс видела
его счастье в любви к ней и шла ради него на все, на самые низкие ухищрения.
Джессике, конечно, плевать было на его счастье, но вряд ли она тоже думала
сделать его несчастным в браке с собой. Пожалуй, именно такой честный, слепой в
своей доверчивости к людям мужчина был под пару страстной и деятельной
Джессике, ставящей превыше всего на свете собственную корысть. Так что вполне
можно сказать: Джессика тоже по-своему заботилась о счастье Десмонда. Даже
Урсула, безумная, несчастная Урсула в редкие минуты просветлений трогательно
радела о благе и покое любимого племянника.
А она, Марина?
Она слабо усмехнулась.
Не зря им с Джессикой приходили мысли об их удивительном
духовном родстве. Мариной движет любовь, Джессикой – алчность, вот и вся
разница, но обе они думают прежде всего о собственной пользе, хотя цель у них
одна – Десмонд.
И только Десмонд в этой круговерти мечется, как щепка…
Безвольное, растерянное, ничего вокруг себя не замечающее существо. Какие
интриги закручиваются! Какие сети плетутся! Нет, Десмонд неколебим в своем
милордском самодовольстве и занят только хозяйством и процветанием замка, как
будто его брат не погиб, как будто не погибла тайная жена брата, не находится
под угрозой их ребенок, а его «подружка детства» не оплетает его все крепче и
крепче своими губительными тенетами.
Марина от злости замолотила кулаками по подушке. Что
случилось с Десмондом в Маккол-кастл? Где тот неистовый, неугомонный и
одновременно хладнокровный, скрытный, спокойный Десмонд Маккол, который
когда-то свел с ума поцелуями испуганную девчонку, а потом приставлял ей
пистолет к голове? Хотя Марина тогда и думала, что ненавидит чертова лорда,
ведь на самом-то деле именно из-за таких вот безумных поступков она и влюбилась
в него! А теперь из прежних качеств Десмонда осталось только спокойствие. И он
определенно поглупел в этом никаком, ни холодном ни жарком, английском климате.
Ничего, ну ничегошеньки вокруг себя не видит! Или… не хочет видеть?
Ну вот и опять вернулась она к той мысли, которую прежде
тщательно обходила и наедине с собой, и в ночном разговоре с Урсулой. Не хочет
видеть… а почему? Потому что тогда рухнет весь привычный, вековой, любимый,
«милордский» образ жизни. Скандал в Маккол-кастл! Да ведь, как известно,
Десмонд лучше застрелится, но не допустит скандала. А может быть, застрелит
всякого, кто будет этим скандалом угрожать?..
