Я быстро оделась, закинула сумочку на плечо, открыла дверь квартиры и столкнулась с Гришей. Он, видимо, собирался позвонить. Я опешила. Гриша втолкнул меня обратно в коридор, захлопнул дверь и тут же набросился. Я так растерялась, что не могла сопротивляться. Он обнимал меня, целовал не отрываясь и сбивчиво шептал, что обезумел от любви, жить без меня не может и я должна стать его, и немедленно. Он оттеснил меня в спальню, повалил на кровать. Я ощутила, как он забирается рукой под юбку, рвет кружевную резинку трусиков. С силой его оттолкнув, я попыталась сесть. Но он навалился на меня вновь.
— Ты что, с ума сошел?! — возмутилась я. — Отстань, идиот!
— Люблю тебя, люблю, хочу, чтобы ты стала моей… сейчас… — бормотал он.
Я с ужасом поняла, что он не отступит. И решила пойти на хитрость. Перестав сопротивляться, прошептала, что сама очень этого хочу, но нельзя же так пугать девушку и лучше действовать ласково. Гриша оторвался от меня и заглянул мне в глаза, не веря услышанному.
— Погладь мои ножки, целуй их… — не меняя тона, сказала я.
Он моргнул и сполз на пол. Я ощутила, как он медленно целует мои щиколотки, поднимаясь губами все выше. Не теряя времени, раскрыла кулон с кровью Грега и брызнула ею ему в лицо. Я знала, насколько она ядовита. Гриша вскрикнул от неожиданности и резко, отпрянул, прикрыв лицо рукой. Я вскочила, схватила его за воротник рубашки и стала трясти. Гриша тихо выл, пытаясь вытереть лицо.
— Будешь знать, идиот! Быстро в ванную.
— Жжет, — глухо пробормотал он. — Что ты сделала?
— Промой глаза, — сказала я, открывая воду. — А то еще ослепнешь, не дай бог!
Гриша опустил голову и стал лихорадочно мыть лицо, я терпеливо ждала. Как-то мне пришлось в целях защиты от вампирского укуса обмазать лицо и шею кровью Грега. Потом я болела несколько дней, кожа казалась сожженной. Но на Гришу я брызнула лишь несколько капель, поэтому особо не волновалась. Когда он вытер лицо полотенцем, я внимательно посмотрела на его щеки. Осталось всего несколько красных пятен, правда, в левый глаз, по всей видимости, тоже немного попало, он слегка опух и покраснел.
— Что это было? — испуганно спросил парень.
— Средство для охлаждения озабоченных мужчин. Впредь не будешь лезть! А сейчас пошел вон!
— Ладушка, прости меня! — заныл он. — Я от любви голову потерял!
— Во-о-он! — закричала я.
Гриша вздрогнул, попятился и быстро ушел. Я услышала, как хлопнула входная дверь. Тщательно вымыв руки и постояв какое-то время в ванной, я успокоилась. «Скоро я уеду, навряд ли он последует за мной в Саксонию. Пожалуй, не буду рассказывать о своей поездке никому, даже маме, а то Гриша снова будет выяснять у нее, куда я пропала, и она ему все доложит», — подумала я.
Через шесть дней я была в Госларе. Гриша больше не приходил и не пытался со мной связаться. Лишь прислал эсэмэску со стандартными извинениями. Маме я позвонила накануне отъезда и сказала, что собираюсь с друзьями прокатиться по Европе, чтобы она не волновалась из-за моего отсутствия. Она только вздохнула и попросила быть осторожнее и звонить ей как можно чаще. Я пообещала и положила трубку.
В Гослар мы приехали ранним утром. Нас первым делом разместили в гостинице по двое в номере. В городе мы должны были пробыть два дня. Мне хотелось сразу отправиться на поиски Ренаты, но я понимала, насколько это глупо. Как бы я это делала? Ходила по улицам и всех подряд о ней спрашивала? Немецкий язык я знала, но недостаточно хорошо. Я училась в школе с углубленным изучением английского, а немецкий и французский у нас были сопутствующими, если можно так выразиться. Однако речь я понимала и сама объясниться могла. Первый день я решила провести вместе со всеми, а дальше сориентироваться по обстоятельствам. После завтрака нас повезли на экскурсию. Высадили в центре, сопровождающий заученно начал рассказывать о городе.
— Германские короли в раннем и позднем Средневековье правили страной, можно сказать, с коня. Они были постоянно в пути, управляя государством из нескольких резиденций, так называемых Пфальцев, — монотонно говорил он, остановившись возле какого-то древнего дворца. — Незадолго до 1017 года Генрих II по политическим соображениям решил отказаться от Пфальца Верла и перенести свою резиденцию в сооружаемый заново Пфальц в Госларе, который благодаря серебряным рудникам превратился в процветающий экономический центр. Мы сейчас находимся возле этого Пфальца.
Все повернули головы ко дворцу. Но я слушала вполуха, меня сейчас мало интересовали исторические достопримечательности. Сопровождающий продолжал рассказывать, группа медленно передвигалась ближе к Пфальцу. Я осталась на месте, изучая старинные дома с красивой резьбой и росписью. Казалось, время их не тронуло. Я видела балкончики, мезонины, высоченные крыши, иногда превышающие по высоте сам дом. Видно было, что в этих словно сошедших со старинных картин домах по сей день живут горожане. На многих подоконниках пышно цвела герань самых разных расцветок. На узких извилистых улочках практически не было автомобилей. Крыши домов были покрыты черными блестящими пластинами, чем-то типа черепицы. Я позже узнала, что это местный сланец и именно он много веков служит материалом для крыш.
Группа удалилась во дворец, но я не последовала за ними, а отправилась в ближайшее кафе. Мне хотелось окунуться в местную жизнь, послушать, о чем говорят окружающие. Я села за столик на улице. Заказав чашку кофе и какое-то местное пирожное, я стала изучать посетителей кафе. Разноязычная речь дала мне понять, что это в основном туристы. Когда появилась официантка, я опешила от вида пирожного. Это был огромный шар из заварного теста, размером чуть ли не с детскую голову, начиненный взбитыми сливками. Оказалось, это фирменное госларское пирожное. Оно было настолько легким и воздушным, что я сама не заметила, как съела его целиком.
«Где же мне искать Ренату? — размышляла я, наблюдая за людьми. — Надо бы спросить у нашего экскурсовода, где здесь художественные мастерские. Хотя откуда он может это знать?»
За соседний столик уселись два парня вполне «художественного» вида. Один был с дредами и в этнической одежде, второй — с пышными кудрями, на которых чудом держался сползающий набок берет, его джинсы и балахонистая рубаха вполне гармонировали с головным убором. Парни разговаривали на английском. Я прислушалась, речь шла о музее горного дела, в котором, как я поняла, они только что побывали.
— Простите, — прервала я их беседу и улыбнулась. — Я туристка из России и очень интересуюсь живописью. Может, вы знаете, есть ли здесь какие-нибудь мастерские?
Парни улыбнулись шире и, спросив позволения, пересели ко мне за столик.
— Мисс интересуется живописью? — спросил тот, что с дредами. — Рисуете сами?
— Нет, — ответила я. — Просто хочу посмотреть, как работают мастера, и, может, приобрету что-нибудь на память.
— За городской ратушей, — после паузы начал тот, что в берете, — есть узкая улочка. Если дойти до ее конца и свернуть направо, там есть короткий, но широкий переулок. Это место наподобие парижского Монмартра. Там выставлено много картин, прямо на мостовой. И там же уличные художники рисуют портреты на заказ. Видимо, вам надо туда.
