– Поделись, подумаем вместе.
– А может, я не хочу? Может быть, я на тебя до сих пор сержусь?
– Ладно! Я пошла, – я встала с табуретки, резко отодвинув ее. – Можешь считать, что меня здесь не было! Если тебя это устраивает, я к тебе больше не пристаю – ни с какими расспросами. Идет? Я тебе больше не начальница, а ты мне – не зам. Мы не соратники и не коллеги. Так, «случайные» люди друг для друга. И все, что было между нами, – псу под хвост! Так, что ли?!
– Сядь! – прикрикнул на меня Гриша. – И не маячь перед глазами! И так тошно! Ирочки нет. Работа пропала… Ирочка! – Он стукнул кулаком по столу. – Знать бы, кто ее похитил, – удавил бы собственными руками!.. Не задумываясь.
Я взяла его руку в свою:
– Понимаю. Для этого мы и должны многое обдумать. Если у тебя какие-то соображения, самое время все рассказать.
Гриша забарабанил пальцами по столу:
– Я думаю, это кто-то из пацанов.
– Каких пацанов? – смысл сказанного им дошел до меня раньше, чем я его осознала по-настоящему. – Что ты имеешь в виду?
– Никиту и Марка, – каким-то скучным, будничным тоном произнес Гриша. – Теперь понимаешь?
– У тебя есть… доказательства?
– Хлипкие. Я просто проходил мимо комнаты, где они всегда сидят, и слышал их разговор. Один из них говорил другому: «Я знаю, что это сделал ты, признайся!» А второй принялся ему возражать.
– Кто из них кому говорил все это?
Гриша сокрушенно покачал головой и снял очки. Без них он выглядел каким-то очень беспомощным, растерянным.
– Оба говорили шепотом. И все время перебивали друг друга. Я так обалдел, не знал, что делать: то ли рвануть дверь на себя и припереть их обоих к стенке, то ли остаться на месте и послушать, что они еще скажут. Я выбрал второй вариант. Но мне помешали… Я не поставил сотовый на бесшумный режим, и он, зараза, зазвонил! Я бросился обратно к себе в комнату, но, боюсь, уже выдал себя.
– Когда это произошло?
– Вчера. Когда тебя не было на работе…
– И почему же ты сразу не сказал мне об этом? Почему?!
– Я обалдел! Понимаешь: о-бал-дел! – произнес Гриша по слогам. – Просто своим ушам не поверил! Я хотел все осмыслить, переварить…
Я вспомнила наш фирменный ластик, валявшийся на лестничной площадке, и закусила губу. Похоже, Гриша прав. И что же теперь делать? Машинально я посмотрела на часы:
– Время уже позднее…
Гриша перехватил мой взгляд:
– Ты собираешься поехать к ним?
– И вытрясти из них всю правду, – спокойно закончила я. – Убью на месте!
– Мне кажется, это преждевременно, учитывая отсутствие доказательств.
– Твои слова… разве они не являются доказательством?
– Боюсь, нет. И поэтому они спокойно открестятся от всего. Скажут, мол, ничего не было, и все. А мне все это просто послышалось.
– У меня тоже кое-что есть… – Я достала ластик из кармана и повертела его перед Гришиным носом. – Наш фирменный ластик, я их заказывала в Чехии! Он валялся перед твоей дверью. Кто-то из «пацанов» разоблачил тебя и нагрянул сюда с «дружеским» визитом. И оставил эту улику! Такие ластики есть только в нашей фирме и нигде больше. К тому же твоя соседка сказала, что к тебе приходил какой-то мужчина.
– Но зачем Никите или Марку все это?! – Гриша обхватил голову руками.
Я пожала плечами:
– Ответ, как всегда, банален: деньги! Марк или Никита вполне могут работать на конкурирующую фирму – на Хризенко или Подгорова. Все всегда объясняется очень просто, мой дорогой зам! Тем более поводов для недовольства нами у них было предостаточно. Никита полон творческих амбиций, а я пару раз подрезала ему крылья, не соглашаясь с его проектами. Марк недавно просил повысить ему зарплату – а я ему отказала. Чем не повод для проявления скрытого или явного возмущения.
А Хризенко или Подгоров, добавила я про себя, в свою очередь, послали ко мне ребят на джипах – для устрашения… Но я ничего не сказала об этом Грише. Даже сейчас я промолчала. Это принадлежало только мне… и Шаповалову.
Гриша потер переносицу:
– И что ты предлагаешь?
– Поехать к ним и разобраться на месте. Мы все сразу поймем, как только поговорим с ними. И это необходимо сделать как можно скорее. Ты согласен?
– Да. Тогда не будем терять время.
На мой сотовый пришел звонок. Я посмотрела на дисплей – номер не высветился. Я почему-то подумала о Шаповалове и невольно опустила голову. Сбросила звонок и положила сотовый на стол.
– Что-то не так? – спросил Гриша.
– Все так. Все нормально, – сказала я. – Я думаю, тебе лучше остаться здесь, вряд ли ты уже окончательно пришел в себя.
– Во-первых, мне лучше знать, очухался ли я, во-вторых, как ты сама недавно говорила, – одному мне оставаться здесь нельзя. Неужели ты хочешь подвергнуть меня новой опасности? А если он заявится ко мне снова?
– Это неразумно. Вдруг в дороге тебе станет хуже?
– Хуже быть уже не может. Я за последние дни нахлебался столько дерьма, сколько не получал за всю свою прежнюю жизнь. Люди, с которыми я работаю, оказываются предателями и убийцами, любимая девушка исчезла, а любимая начальница и старый боевой товарищ подозревают меня черт-те в чем! Я по уши сижу в этом дерьме, и отступать мне просто некуда! У тебя есть другие предложения?
– Хорошо, поехали. Но если что – я тебя предупреждала! Кота сдадим хозяевам?
– Не надо. Пусть дождется нас здесь.
– Похоже, ты питаешь к этому разбойнику теплые чувства, – усмехнулась я.
– Может быть…
Все последующие наши действия мы совершали словно во сне. Вышли из Гришиной квартиры и поехали на моей машине к Марку. Почему мы, не сговариваясь, решили сначала отправиться к нему – загадка! Снова пошел дождь пополам со снегом, огромные серые «кляксы» падали с темного неба. Мы ехали и негромко перебрасывались односложными репликами. Временами Гриша впадал в мрачное беспокойство и скрежетал зубами. Ему было больно, я видела это – по жилке, вздувшейся на его шее, и по желвакам на щеках. Но он терпел боль, не жалуясь.
Марк жил в панельном двенадцатиэтажном доме, возвышавшемся рядом с одноэтажным магазином и зданием детского садика. Мы решили не звонить ему заранее, нагрянуть неожиданно.
Мы долго давили на кнопку звонка, но нам никто не открывал.
– Его нет дома. И где же он? – Гриша посмотрел на меня. Он стоял, прислонившись к стене. Даже в полутьме была заметна мертвенная бледность, разлившаяся по его лицу.
– Тебе плохо?
– Хорошо мне! Сейчас речь не обо мне, а об этом засранце! Куда он подевался? Почуял неладное и окончательно смылся?
