Я вернулась в спальню и снова его подергала. Он не открылся. Я легла навзничь на кровать и уставилась в потолок.
– Надо что-то делать! – сказала я вслух. – Но вот что?
Можно было попробовать открыть ящик перочинным ножиком или толстой скрепкой. Или маникюрными ножницами. У меня не было опыта взломщика, и поэтому я не знала, какие инструменты годятся для запертых ящиков. Но была готова попробовать все, что имелось под рукой. Времени у меня было уйма. И кроме того, этот ящик все равно не даст мне покоя…
Лезвие ножа чуть не сломалось, когда я принялась шуровать им в замочной скважине, скрепка тоже не годилась. Маникюрные ножницы после пятнадцати минут моих потуг были отложены в сторону. Если было бы утро, то я пошла бы в ДЭЗ и вызвала слесаря. А если попробовать его поддеть ножом с обратной стороны, где уже были трещины?
Я просунула нож в трещину и стукнула по нему кулаком, проталкивая его еще дальше.
Через десять минут я сломала заднюю перегородку ящика и вынула его. Там лежал, как я и думала, бумажный хлам и тонкая папка с какими-то документами. Я ничего в них не понимала и поэтому, открыв, почти сразу же захлопнула и сунула обратно.
Получалось, что испортила антикварный стол просто так. За здорово живешь… Н-да… Дымчатый за это меня не похвалит. Но черт! Куда же он делся?
Я снова набрала номер мужа. Глухо.
Тревога усиливалась. Она поднималась откуда-то изнутри, точнее, из самого нутра, звериная, сосущая тревога, от которой было нигде не спастись, никуда не деться. Я резко выдохнула и вцепилась руками в волосы. Если не дозвонюсь сегодня в Питер, завтра поеду туда сама. Разберусь на месте…
Сна не было ни в одном глазу. Я принялась мыть посуду для успокоения. Когда мне становилось совсем тошно, я принималась мыть посуду: тщательно, медленно. Сначала намыливала ее специальной жидкостью, а потом смывала. Так же медленно и тщательно. И мерный шум льющейся воды успокоительно действовал на нервы. Но – не сегодня. И не сейчас.
Я уснула, приняв две таблетки снотворного. Провалилась в тяжелый сон, даже не поставив предварительно будильник на шесть утра. Забыла.
Утро началось с воя сирены во дворе. Это было обычным делом. И, как правило, я вставала и раздраженно говорила пару «теплых» в адрес этих горе-автолюбителей, забывших отключить сигнализацию. Но здесь я подскочила на кровати и посмотрела на часы. Если бы не сирена, я бы по-прежнему спала, забыв о том, что мне надо ехать в Питер и выяснять, почему Володя не отвечает на мои звонки.
Я еще раз проверила автоответчик и сотовый. Звонков не было. Марк не звонил, и значит, он тоже ничего не знает… Но черт возьми, они должны там лучше меня знать, где мой муж. Ведь он в командировке! По работе!
Я вскочила и побежала в кухню. Дрожащими руками набрала телефон приемной, и вежливо-механический голос Киры Андреевны пророкотал в трубке:
– Приемная Дымова Владимира Николаевича.
– Кира Андреевна! – я сглотнула. – Мой муж не объявлялся?
Возникла легкая пауза.
– Нет.
– Значит, не звонил? – подытоживаю я обреченным голосом.
– Нет.
Вторая пауза была тяжелей первой. Я чувствую, что она набухает, как капля воды, готовая вот-вот сорваться с ветки и шлепнуться вниз.
– А Марк Игоревич? На работе?
– Нет. Он уехал по делам. Будет во второй половине дня.
– Вы можете дать мне его телефон? Мне очень нужно.
Говорят, что бог троицу любит. Это утверждение никак не относилось к третьей паузе, которая была уже просто невыносима. Мне хотелось стукнуть кулаком по столу, заорать, разбить тарелку, но только чтобы не длилась эта мучительная пауза, подступавшая тошнотой к горлу.
– Одну минуту… – услышала я.
Воспитанная Кира Андреевна не могла послать меня далеко и надолго. Она явно не хотела давать мне телефон Марка, но и отказать не могла. Возможно, Кира Андреевна надеялась, что я отстану от нее или подыграю ей и скажу: «Ладно, позвоню в другой раз…»
Но я была загнана в угол и поэтому терпеливо ждала, стиснув зубы.
В телефонной трубке я услышала какой-то звук, cловно звякнул стакан, потом шум отодвигаемого стула.
Минута длилась вечность… Наконец, трубку взяли.
– Что-то я не найду… – неуверенно сказала Кира Андреевна.
– Ничего, я подожду…
Я посмотрела на часы. Я даже еще не звонила на вокзал и не бронировала билет. Хотя, наверное, лучше поехать прямо на вокзал и купить билет на месте… Кира Андреевна крадет мое время. Время, которого у меня нет!
Трубку взяли вторично.
– Вот нашла… – замороженный голос Киры Андреевны, голос, каким говорят с плохо воспитанными детьми, мог кого-то повергнуть в шок. Но не меня. Честно говоря, мне на это было наплевать!
– Вы записываете? – спросила она.
Господи! Я даже не взяла клочка бумаги, на котором могла записать телефон! Ну и растяпа…
– Одну минуту, – теперь уже просила я.
– Да…
Я ринулась к своей сумке. Рука нырнула в боковой карман, откуда я вытащила записную книжку и ручку. Я неслась к кухне, cломя голову. Я страшно боялась, что Кира Андреевна сейчас положит трубку, а потом, когда я стану перезванивать, то она уже сошлется на занятость или вообще откажется разговаривать.
Я схватила трубку, тяжело дыша.
– Алло! Алло! – закричала я.
– Инна Викторовна. Я у телефона, – раздался невозмутимый голос Киры Андреевны. – Вы записываете?
– Да. Записываю.
Она продиктовала телефон. Я судорожно писала цифры, придерживая бумагу рукой.
– Все?
– Да.
– Всего доброго, – и она повесила трубку прежде, чем я смогла что-либо ответить.
Я стояла с клочком бумаги в руках и смотрела на него в оцепенении. Потом тряхнула волосами и пошла за сотовым.
Я набирала номер Марка с опаской, что там окажется занято или абонент будет недоступен. Но на том конце раздались длинные гудки. Я стояла, наматывая прядь волос на палец, и слушала, как долгие гудки отдавались эхом в голове. Никто на том конце не брал трубку. Не хотел брать. Это было очевидно, но я – классическая упрямица – cтояла и ждала непонятно чего.
Я дала отбой. В течение дня я без конца названивала Марку, пока до меня не дошло: с Марком – дело швах. Я могу названивать ему до бесконечности, и он будет игнорировать мои звонки. Но я не могу находиться в бездействии. Не мо-гу!
Как только я пришла к такому решению, оцепенение с меня спало, и я поняла, что мне нужно ехать на вокзал и брать билет в Питер. И чем скорее, тем лучше. Я и так потеряла много времени впустую.
Я лихорадочно заметалась по комнате и принялась складывать свои вещи в большую дорожную сумку, которую с трудом стащила с антресолей. Там лежали две пары коньков: мои и мужа, купленные очень давно – в первый год нашей совместной жизни. Несколько раз мы даже выбирались в парк «Сокольники», где играла торжественная музыка, и Дымчатый все время падал на лед, c трудом удерживаясь на ногах, и глядя на меня, тоже неважно катавшуюся, но падавшую значительно реже, пообещал, что теперь мы будем выбираться в парк каждый выходной и станем известными фигуристами местного масштаба. Потом это желание заглохло, cошло на нет, как и многое другое в нашей жизни.
