– О боже, – тихо охнула Анна. – Ты кого-то довела до инфаркта?
– Ты меня можешь выслушать? – уже напористо спросила подруга. И сама же себе ответила: – Можешь, а куда тебе деваться? Потому что я все равно просто так отсюда не выйду.
– А как ты привыкла? Через балкон? – поддела Аня, но Сонечка уже уверенно протопала на кухню, налила себе чаю, а потом по-свойски распахнула холодильник. – У тебя коньяка нет?
– Я вообще…
– А водки?
– Ну ты…
– Ну налей хоть этой кислятины… – ткнула Сонечка пальчиком в красивую бутылку. – Что это, винище?
– Виноградный уксус, тебе в стакан или ты фужерами? – наивно захлопала ресницами Аня.
Сонечка засопела и холодильник захлопнула:
– Ладно, придется на сухую рассказывать…
Аня тяжко вздохнула, похоронив в душе надежду на дивный вечер, и принялась сушить полотенцем волосы.
– Ну ты сядь! Чего волосьями трясешь, говорю же: разговор будет смертельный, – вытаращилась на нее Сонечка.
– Так вот я и… отвлекаюсь, чтоб сразу не скончаться.
– Да я не в том смысле… – буркнула Сонечка и задумалась. Потом очнулась и живо попросила: – Кстати, вот твой халатик. Он как-то незаметно на мне оказался. Ты мне его подаришь?
– Ты хотела рассказать смертельную прозу, – напомнила Аня и сурово уставилась на подругу.
– Ах, ну да… – вздохнула Сонечка и закручинилась. – Понимаешь… давно это было, года два назад. Мы тогда еще с матерью Савушки жили, ну у них то есть, а моя маменька здесь проживала. Ну и случилось невозможное – Савушка заболел! Простыл.
– С ума сойти, – покачала головой Аня.
– Ну тогда еще рано было с ума-то, тогда он так просто: тридцать семь и три. Но… – Сонечка строго вытянула лицо, чтобы Аня и не думала смеяться. – Но он уже тогда пригласил меня, чтобы написать завещание.
– А почему не нотариуса?
– Где он тебе в одиннадцать часов нотариуса найдет? Он меня позвал, чтобы все обсудить как следует, чтобы я ему подсказала… В общем, я ему подсказала, он уснул, а я бегом к его матери, к Вере Павловне, ну потому что мне ж страшно! И она меня так простенько успокоила, дескать, ничего страшного, ложись и спи. И я, представь, я как дура легла и уснула. А наутро!..
– Ты забыла проснуться, да? – поддела Аня.
– Я-то не забыла, а вот Савушка… он спал. Только он – у нас в комнате, а я – в гостиной, чтоб больного не тревожить. А в гостиной же дверей нет, там у них только художественная арка. И вот слышу я, что Вера Павловна не одна. Гость у нее, мужчина.
– С ума сойти! – фыркнула Аня.
– Нет, это врач, – правильно поняла ее Сонечка. – И она у него спрашивает, что, дескать, делать с болезнью-то? А он ей печально так: «Ну, Вера Павловна, ну вы же знаете, что он уже не жилец. С его-то диагнозом живут месяц, от силы – два, а он…» А она тогда заплакала, дескать, как же я ей скажу-то? Это мне, значит. А он ей типа того, что ничего никому говорить не надо, пусть доживает как может. Но уж только никаких ему дам, никаких потрясений, и вообще – оберегать от всех и всего. Ты представляешь?! Вера Павловна плачет, а я лежу в этой комнате, шевельнуться боюсь. Ну, думаю, влипла! Прикинь!
Аня не могла поверить:
– То есть… Данька болеет, что ли? – насупилась она. – Что сказали-то? Какой диагноз?
– Ну разве я запомню? – вздохнула Сонечка. – Но что-то страшное с сердцем.
– А лечить? Надо же что-то делать?! – не могла усидеть на месте Аня. – И куда ты его водила? Может, в Москву съездить? Или за границу? Нет, я вообще не понимаю – у нее мужик умирает, а она по постелям скачет черт-те с кем!!!
– Да что ты орешь-то?! – шикнула на нее Сонечка. – Можно подумать, я вот так руки сложила, уселась и жду завещания!
– Можно, – кивнула Аня. – Именно так и можно.
– Ну ладно я, но что ты думаешь, Вера Павловна вот так спокойно ждала бы смерти сына? Да у нее знаешь какие знакомые! Она уже весь город на уши поставила! А что толку? Говорят же тебе: нельзя тревожить! Я и не тревожу. Она тоже. И вот тебе результат: уже два года протянул.
– Нет, ну… Слушай, Сонька, а ты не врешь?
– Да разве так врут? Ты с ума спятила, что ли? – растерянно захлопала ресницами Сонька.
Аня поверила – Сонька на этот раз и в самом деле не врала.
– Про свою болезнь он ничего не знает, – с легким вздохом ответила она. – А мне… мне просто невозможно ему не изменять. Ты сама пойми – мне же надо подумать о себе! Надо подыскать порядочного мужчину, который меня поддерживать будет, когда я одна останусь. И потом – мне же мужа нельзя напрягать, ну я имею в виду мужской план. Вот никак ему нельзя, и что делать? И разойтись я с ним не могу, потому что мне его, во-первых, жалко, а во-вторых, ему нельзя нервничать.
– А в-третьих… нет, это во-первых, – горько проговорила Аня. – Нельзя разводиться, потому что он еще дом недостроил да на тебя не переписал. Так же?
– Ну, – доверчиво мотнула головой Сонечка, но немедленно исправилась: – И о чем ты только думаешь, Мальцева? Опять меня во всех грехах подозреваешь? Ох и злыдня ты! Вот сидишь и мне завидуешь, наверное, да?! Сидишь и завидуешь. Что, типа, у меня и муж – Савушка, твой кавалер бывший, и Толик за мной ухлестывает, а ты из-за него тогда чуть не повесилась, а они все ко мне перекинулись, да?
– Дура ты, – спокойно смотрела на нее Аня. – Тебе Даньку спасать надо. А ты Савушка, Савушка. Чего ты его как хомячка какого-то называешь?
– А как? Нет, Нюська, знаешь, – немного пригорюнившись для порядку, честно призналась Сонечка, – а я вот так решила: пусть будет что будет. Чего против судьбы переть, правда же? Так что… вот… И не надо было орать как резаной: «Помогите!» – подумаешь, воспользовались твоим имуществом, ха! Ты ж сама сказала, что уедешь в деревню.
Аня тут же сделала себе «пометочку на полях» – завтра же сменить замки.
А Сонечка уже поднималась, стыдливо поправляла подол и смотрела на подругу робкими глазами:
– Аня, ну так ты запомни: Савушке ничего говорить нельзя, ты же не хочешь его убить, правда?
– Нет, конечно, ему и тебя хватит, – горько вздохнула Аня и проводила подругу.
После ее ухода она не могла найти себе места. Это почему? Такой молодой… Даньке же двадцать семь, как и ей… такой молодой и – все? А как же… как же его несмелые улыбки, тогда, в десятом классе? А английский язык, на который Аня записалась только из-за Даньки? Нет, ну не может человек вот так взять и… Что-то надо делать!
Аня подскочила к телефону и набрала номер телефона матери.
Зося Никодимовна отозвалась сразу.
– Нюсенька, дочка, что стряслось? – спросила она певучим голосом.
– Мам… вот скажи, мам, что делать, если человек… если у человека все очень плохо, а? – сумбурно бормотала Аня в трубку.
