Изо рта показалась кровь, а Сонечка чуть с ума не сошла от ужаса:
– Что вы творите! Я вас посажу!.. Толик! Счастье мое!..
– Да в самом деле, чем вам не понравилось, когда я его лупил? – не выдержал уже и Данил.
– А ты не имеешь права, – грозно зыркнула на Савушкина дама в погонах.
– А вы имеете? – вскинулась Аня.
– Миленький мо-о-о-ой! Сейчас позовем понятых, они скажу-у-ут… – точно над покойником, выла над Толиком Сонечка. – Любимый! Ну где болит? Где? Дай поцелую!
– Уйди на хрен… – рычал Толик.
– А у него везде болит, – со скорбной физиономией сообщила тетка. И повернулась к Ане: – Говоришь, я не имею права? Не имею. Но у меня есть смягчающее обстоятельство: он мой зять!
Сонечка поперхнулась на полуслове, Данька уткнулся в ладошки, и у него только плечи тряслись. А Аня взглянула на бедолагу с легким сочувствием:
– Ну ладно… чего уж… мы ж не знали, что на вызов твоя теща приедет.
– Да пошли вы все, – бурчал Толик, отворачиваясь к стене, – подниматься с пола он на всякий случай остерегался.
Но вдруг Сонечка подскочила и, пуская петуха, звонко выкрикнула:
– Да!! Он мой любовник!! А потому что… потому что он вашу дочь, может быть, и не любит!!! Он со мной хочет!!
– А чего молчал? – чуть погрустнев, спросила у Сонечки тетка. – Моей-то тоже не больно охота такой горб на себе тащить! Уходишь, так и вещи свои забирай! Нечего от одной бабы к другой скакать, точно блоха какая!!
– Да! – еще раз тонким голоском воскликнула Сонечка, ухватила Толика под руку и потащила к себе.
Теперь Бабенко не упирался – он зайчиком проскочил мимо суровой родственницы, и дверь соседней квартиры с грохотом захлопнулась.
Даня сидел за столом, а Аня дрожащими руками разливала чай.
– Сейчас, потерпи маленько… – голос у нее тоже дрожал. Она так перепугалась за него! – Я только… только корвалолу немножко нам обоим…
– Да ты его вместо водки пьешь, что ли, корвалол этот? – тихо усмехнулся он и неожиданно притянул ее к себе.
Она оказалась между его колен, уткнулась ему в густые, чуть волнистые волосы и… и задохнулась. А он… он медленно целовал каждую пуговичку на ее кофте, и не было сил его остановить. Аня боялась, что сейчас ее собственное сердце даст сбой и остановится в самый неподходящий момент. В голове шумело, в глазах плыл туман, а тепло Данькиных рук передавалось сквозь тонкую материю, будто ее и не было вовсе.
– Аня… Анечка… я таким дураком был! Тогда… узнал, что ты вышла… Эта женитьба!
– Я все знаю, – счастливо шептала Аня. – Ты женился мне назло, так ведь?
– Ну что ты говоришь, Аня! Ну на какое зло! Тебе! Я женился на Соне, потому что… вы подругами были, а значит… значит, могли бы встретиться. И я бы смог тебя видеть. Знать о тебе все! Иногда встречать. Пусть с мужем, пусть с детьми, но только чтоб видеть!
Она прикрыла его губы ладонью и прошептала:
– Данька… я никогда, слышишь? Никогда никуда не выходила… я не была замужем…
Его глаза полыхнули, а губы прижались к Аниной ладошке. Он еще сильнее притянул ее к себе.
– Дань… Даня… ну что ты… господи! Да у тебя кровь!!
Со лба Савушкина текла тоненькая струйка.
– Ну брось ты, какая кровь… – шептал Данил.
– Ну как же, ну вот же!.. – Аня собралась с силами и отстранилась.
Так, что там говорили… черт, кто же ей говорил? Неважно. Важно, что Даньке нельзя… ой, господи, да ему ничего нельзя!! Ужас-то какой!! И это ж целый месяц еще терпеть!!!
– Погоди! – отстранилась она от него. – Я тебе перевяжу голову.
– Ага, и еще глаз. Как у Кутузова. Шлепни лейкопластырь, если крови боишься. Давай я сам, где у тебя аптечка?
– Ты не найдешь, я сама…
Она выскользнула из теплых рук, кинулась в комнату, к шкафчику, схватила лейкопластырь и на минутку прижалась лбом к полированной дверце.
– Где б силы взять… – вздохнула Аня и снова рванулась к Савушкину.
– Ну вот… – расправила она на его лбу аккуратный квадратик. – Теперь ты как новенький.
– Теперь нравится? – спросил он, усмехнувшись.
Она смотрела в повзрослевшие родные глаза, разглядывала его брови, нос, губы…
– Ты даже не представляешь – как!
Он медленно-медленно наклонился к ее губам, и Аня почувствовала его поцелуй – такой нежный, такой невесомый, будто он губами проверял – настоящая она или мираж. Неведомая волна подхватила ее, закружила и захлестнула всю! С головой! Дыхание сбилось – то вздымало грудь высоко и часто, а то и вовсе пропадало, голова шла кругом, а сердце… сердце билось так, что Аня боялась, что отлетят пуговицы от ее новой кофты. И он! И его сердце билось рядом! И точно так же! И у него не хватало дыхания, Аня это чувствовала, да и как же по-другому – сейчас они были одним целым! И дыхание одно, и голова – одна на двоих, и сердце…
Но если Анино здоровое сердце ныло и стонало от истомы, что творится с больным Данькиным?!! А если сейчас… и все?! И…
– Нет!! – выкрикнула она и слабеющими руками оттолкнула его от себя. – Нет…
Он шумно выдохнул, на мгновение замер, потом отошел к окну и вытащил сигарету.
В комнате уже минут пять надрывался телефон, но к нему и не думал никто подходить.
– Что на сей раз? – не оборачиваясь, спросил он.
– Даня… – тяжело дыша и с трудом подбирая слова, заговорила Аня. – Понимаешь… нельзя… ну как тебе сказать… У нас с тобой… фу ты, черт… у нас с тобой разные жизни… у тебя… как ее… у тебя Соня, у меня…
– Какая Соня? – устало обернулся к ней Данил. – Ты до сих пор думаешь, что Соня У МЕНЯ? Даже сегодняшнее тебя не смутило?
– Нет, ну как бы сказать-то… у тебя… не Соня, у тебя… а у меня…
– Этот, что ли? – мотнул головой Данька на телефон. – Твой урод?
– Он… он не урод, – терпеливо поправила Аня. – Это Гриша…
– Гоша, – поправил Данил.
– Ну да, Гоша… Жора… да какая разница… да, о чем это я? То есть…
– Я все понял, Аня, не объясняй.
– Да что ты понял? – Аня ужасно испугалась, что вот сейчас он возьмет и уйдет. – Ну что ты можешь понять?! Я же… господи!! Да я… Мне Сонечка сказала, что у тебя сердце! Больное! Тебя волновать нельзя! Вот я и…
Данил вдруг поднял бровь, повернулся всем телом и медленно качнул головой:
– Вот оно что-о-о… Сонечка сказала, что у меня черт-те что с сердцем, с почками, с селезенкой…
– Только с сердцем, – подсказала Аня.
– Ну да, и попросила тебя, значит, за мной присмотреть. Ну, пока она будет окучивать этого брюхана… Тьфу ты, Толика! То есть, чтоб я под ногами не крутился, и ты при деле, и она при развлечениях… А я все думаю: что это ты мне в нос корвалол тычешь… Значит… получается, что у тебя здесь акт доброй воли, ты и старалась, чтоб заботиться, потому как у меня с организмом беда… Так?
