Роза Михайловна оказалась полной дамой глубоко пенсионного возраста. Однако голос у нее был молодой, а взгляд — задорный. Роза Михайловна никогда не болела и владела всей информацией. Но делиться ею со мной преподавательница категорически отказалась. Потому что первым делом она потребовала мое журналистское удостоверение. Я протянула «корочки».
— Но здесь написано, что вы трудитесь в газете «Работа»! — бдительно воскликнула дама.
Я заюлила: мол, да, это мое основное место работы, но я подрабатываю, как и многие журналисты, в том числе и для «Музыки вокруг нас».
— Я прекрасно знаю Юлию Петровну, главного редактора этого журнала. Сейчас позвоню ей и спрошу, действительно ли вы у нее трудитесь. — И Роза Михайловна потянулась к телефону.
— Не делайте этого! — вырвалось у меня.
Преподавательница насторожилась. Надо было срочно что-то врать, и я понеслась:
— Писать о музыке — это моя мечта. Что может быть прекрасней этих слов: транспонирование, арпеджио, до диез мажор? Но — увы! — не всем везет. Приходится пока довольствоваться темой трудоустройства. Однако я не оставляю надежду перейти в музыкальный журнал. Это мой первый материал. Хочу сразу затронуть большую, серьезную тему, чтобы редактор увидела, на что я способна. Помогите мне, пожалуйста! Не дайте пропасть таланту!
Роза Михайловна помолчала какое-то время, а потом задумчиво промолвила:
— Некоторые считают, что талант сам пробьет себе дорогу…
Я решила, что это фиаско. Дама отказывается мне помочь. Но преподаватель неожиданно продолжила:
— А я так не думаю. Перед моими глазами прошли сотни детей, многие обладали способностями, десятки были талантливы, один — даже гениален. И я утверждаю: с кулаками рождается только бездарность. Талант беззащитен.
Я робко кивнула.
— Ладно, о чем вы хотите написать? — совсем другим тоном поинтересовалась Роза Михайловна.
— О последнем конкурсе «Юная поросль столицы». Дело в том, что до меня дошли слухи, будто игра была нечестной.
— Что вы имеете в виду? — быстро спросила дама.
— Ну, будто бы родители одной из участниц, чтобы устранить соперников, пользовались недозволенными приемами, в частности клакой. Впрочем, может быть, это все неправда? Бред больного воображения?
— Нет, это не бред, — медленно сказала собеседница. — Так и было.
— Ой, как здорово! — вырвалось у меня. — В смысле, это, конечно, ужасно. И какова судьба тех, кого оттеснили от заслуженной награды?
— Там произошла очень неприятная история, я бы даже сказала — трагическая. Не знаю, вправе ли я выносить сор из избы. Возможно, душевные раны у людей все еще кровоточат… — Роза Михайловна задумчиво нахмурила лоб, а потом приняла решение: — Давайте договоримся так. Вы оставляете мне ваш телефон, а я отдаю его участникам этой истории. И если они захотят говорить на эту тему, то сами с вами свяжутся. Согласны?
Я кивнула. А что мне еще оставалось делать?
Остаток дня я напряженно размышляла. Расследование длится вторую неделю, все это время перед Аидой маячит статья 105 Уголовного кодекса РФ, а что мне удалось узнать? Не так уж много. Некоторые подозреваемые отсеялись, однако мотивация других осталась невыясненной. Например, Юлий Трегубов. Кто он: невинная жертва порочных наклонностей или скользкий тип, способный на убийство? Опять же Олег Хоркин. Зачем он приходил ко мне, выспрашивал, выгораживал Аиду? Не было ли это хитрым ходом со стороны преступника? И если разобраться, невиновность Михаила Бартенева отнюдь не доказана. Мог убить, и запросто.
Особую надежду возлагала я на конкурс молодых дарований. Может быть, ниточка, идущая от «юной поросли», приведет меня к убийце? Кто знает…
В одиннадцатом часу вечера зазвонил телефон. Я бросилась снимать трубку, пока дети не проснулись.
— Это Жанна Лопухина, — раздался капризный голосок. — Я написала сочинение.
— Какое еще сочинение? — опешила я.
— Ну, «Как я провела лето», ты же обещала свести меня с олигархами…
О господи, я совсем забыла про глупышку, охотящуюся за богатыми мужиками. Вот уж не думала, что дурочка будет так настойчива. Наверное, ей до сих пор не удалось самостоятельно найти достойного «спонсора».
— Ну… давай встретимся завтра… — заблеяла я. — А еще лучше послезавтра. К тому же фотограф опять в командировке, твое портфолио некому делать.
— Нет, сейчас, — настаивала Жанна, — я как раз стою перед твоим подъездом.
Я несказанно удивилась:
— А как же ты узнала адрес?
— Очень просто, по номеру телефона. У меня есть ментовская база данных, на рынке купила «сидюшник».
Да, хватка у девчонки железная. Ее бы энергию направить в нужное русло — и в нашей стране можно было бы построить коммунизм.
— Ладно, поднимайся в квартиру, — вздохнула я.
— Нет, лучше ты спустись. В машине сигнализация сломалась, не хочу оставлять ее на улице. Подходи к серой «мазде», я в ней сижу. Только быстрей, у меня есть только пять минут.
Я принялась спешно надевать пальто и сапоги, раздумывая, что сказать Жанне. Просто так девица от меня не отстанет, это факт. Может, прямо заявить, что затея с «Крутыми телками» не удалась? Не исключено, что блондинка закатит истерику, возможно, попытается расцарапать мне лицо. Зато потом уж наверняка оставит меня в покое. Да, надо набраться смелости и выдержать удар.
Выйдя из квартиры, я нос к носу столкнулась с соседкой. Ее мерзкая такса вертелась под ногами. Животное тут же принялось визгливо лаять и кидаться на меня.
— Фу, Соня, не надо, — сказала соседка таким тоном, что не только таксе, но и мне стало понятно: на самом деле ее слова означают: «Ату ее!»
Раньше меня поражали люди, которые заводят таких противных собачонок. Ну, разве нормальному человеку придется по душе, что его животное с остервенением бросается на каждого встречного, захлебываясь в истеричном лае и пытаясь укусить за ногу? И лишь недавно я поняла: именно за это хозяева и любят своих питомцев. Они сами ненавидят окружающих, но нормы приличия и законодательство не позволяют им выражать свои чувства открыто. Вот негодяи и используют вместо себя собаку, специально науськивая и без того злобную тварь.
Соня зловеще поблескивала глазами и хищно скалила зубы. Соседка, удовлетворив свои нездоровые потребности, наконец загнала собаку в квартиру. Сама она отправлялась в супермаркет за собачьими консервами, о чем тут же и поведала мне, нимало не заботясь, хочу ли я это знать.
— Ой, а со мной такое произошло! — принялась болтать она. — Видите, у меня гипс? — Она оттянула высокий воротник свитера, и я увидела у нее на шее гипсовую повязку. — Ужас, что случилось! Гуляю я со своей Сонечкой…
Я почувствовала, что если услышу что-нибудь про эту шавку, то меня обязательно стошнит.
